А с другой стороны, сегодня бы Королева однозначно бы посадили за нецелевое расходование бюджетных средств. Читая Чертока - удивлялся как по кавалерийски Королев решал производственные и хозяйственные задачи... Кремлевский режим в то время был невероятно либерален! ))))

Вот.

Сегодня провел утро у костра с православным коммунистом. Страстный Чарли для коммунизма - что решето для воды по сравнению с этим оголтелым товарищем. Я его спрашиваю: "А как же священники, которых убивали в первые годы советской власти?" - Он, смакуя кусок бекона в последний день перед постом, отвечал: "Мало стреляли! Что они с церковью сделали?! Всех надо было перевешать!". Я его спрашивал: "А весь этот массовый террор, когда всё трудовое крестьянство повывели?" - Он, прихлебывая дымящийся чай из оловянной кружки, отвечал: "Собственнички! Червь внутри них сидел, всех их надо было не только голодом морить, а начисто извести".

Вот, Чарли, как надо строить коммунизм. Сначала выводится новый человек методом изведения всех порочных элементов. Если процентов пять останется, то, думаю, как раз впору для страны будет. Но сечь для профилактики надо будет их всенепременно. Иначе опять в разврат уйдут.

(Что же касается Ямпольский-Эткинд-Эпштейнов - их теоретизирование с таким натиском не справится никогда, тут их наука бессильна!)

Нет, не Пахомом.

Вы как ребенок! Порок это рычаг в классовой борьбе, а не тормоз!  

Как всегда подмена понятий.
Большевики подвергали репрессиям по политическим мотивам, а не  по причинам внутренней ,наследственной  порочности человека.
Лозунг: не нравится -- уезжайте слышал. А чем он плох?Удивительное свойство части ""интеллигенции"" -- когда в СССР препятствовали выезду возмущались ,когда не препятствуют --тоже возмущаются. Напрашивается вывод, что это некчёмные люди, страдающие манией величия. Однако ума всё-таки хватает на то ,что бы не уезжать.
Чем они лучше тех ,кого они называют быдлом? В моральном плане даже хуже. Да и в степени полезности для общества тоже.
Если я правильно понял ,кто-то пишет о том ,что нынешние люди генетически не подходят для коммунистического общества.Пожалуй поддержу ,однако не соглашусь с процентовкой. И не соглашусь с предлагаемыми решительными мерами по улучшению качества человека.

С "Пикником" все более или менее понятно. А о чем фильм "Сталкер"? Снятый сразу после "Зеркала", и по словам Тарковского, совсем простой, для тех, кто был недоволен усложненностью "Зеркала". Тарковский не хотел снимать "бульварную повестушку", и в титрах фильма Стругацких нет.

Это сказал автор.
Я был на его выступлении в "Факеле" (тогда, кажется он не так назывался.
Может быть.

Совершенно порочная практика цитировать большие куски из интернета.
Но добавить к воспоминаниям Геруса воспоминания Бориса Стругацкого кажется настолько естественным, что - увы! - порок торжествует вместе с длинной цитатой.

Воспоминания Бориса Стругацкого о киносценарии:

Безвозвратно утрачены почти все варианты сценария фильма «Сталкер». Мы начали сотрудничать с Тарковским в середине 1975 года и сразу же определили для себя круг обязанностей. «Нам посчастливилось работать с гением, –– сказали мы тогда друг другу. –– Это значит, что нам следует приложить все свои силы и способности к тому, чтобы создать сценарий, который бы по возможности исчерпывающе нашего гения удовлетворил».
       Я уже рассказывал и писал раньше, что работать над сценарием «Сталкера» было невероятно трудно. Главная трудность заключалась в том, что Тарковский, будучи кинорежиссером, да еще и гениальным кинорежиссером вдобавок, видел реальный мир иначе, чем мы, строил свой воображаемый мир будущего фильма иначе, чем мы, и передать нам это свое, сугубо индивидуальное видение он, как правило, не мог, –– такие вещи не поддаются вербальной обработке, не придуманы еще слова для этого, да и невозможно, видимо, такие слова придумать, а может быть, придумывать их и не нужно. В конце концов, слова –– это литература, это высоко символизированная действительность, совсем особая система ассоциаций, воздействие на совсем иные органы чувств, в то время как кино –– это живопись, это музыка, это совершенно реальный, я бы даже сказал –– беспощадно реальный мир, элементарной единицей которого является не слово, а звучащий образ.
       Впрочем, всё это теория и философия, а на практике работа превращалась в бесконечные, изматывающие, приводящие иногда в бессильное отчаяние дискуссии, во время коих режиссер, мучаясь, пытался объяснить, что же ему нужно от писателей, а писатели в муках пытались разобраться в этой мешанине жестов, слов, идей, образов и сформулировать для себя, наконец, как же именно (обыкновенными русскими буквами, на чистом листе обыкновеннейшей бумаги) выразить то необыкновенное, единственно необходимое, совершенно непередаваемое, что стремится им, писателям, втолковать режиссер.
       В такой ситуации возможен только один метод работы –– метод проб и ошибок. Дискуссия... разработка примерного плана сценария... текст... обсуждение текста... новая дискуссия... новый план... новый вариант –– и опять не то... и опять непонятно, что же надо... и опять невозможно выразить словами, что же именно должно быть написано СЛОВАМИ в очередном варианте сценария...
        (К сожалению, не вели мы тогда никаких протоколов наших бесед, и ничего от них не осталось ни в памяти, ни на бумаге, кроме нескольких строчек типа: «19.12.75 Тарковский. Человек = инстинкт + разум. Есть еще что-то: душа, дух (мораль, нравственность). Истинно великое м. б. бессмысленным и нелепым –– Христос». Совершенно не помню, в каком контексте шла речь об этих существеннейших проблемах и почему мы именно об этом тогда говорили…)
       Всего получилось не то семь, не то восемь, не то даже девять вариантов. Последний мы написали в приступе совершеннейшего отчаяния, после того как Тарковский решительно и окончательно заявил: «Всё. С таким Сталкером я больше кино снимать не буду»... Это произошло летом 1977-го. Тарковский только что закончил съемки первого варианта фильма, где Кайдановский играл крутого парня Алана (бывшего Рэдрика Шухарта). Фильм при проявке запороли, и Тарковский решил воспользоваться этим печальным обстоятельством, чтобы начать все сызнова.
       АН был с ним на съемках в Эстонии. И вот он вдруг, без всякого предупреждения, примчался в Ленинград и объявил: «Тарковский требует другого Сталкера». –– «Какого?» –– «Не знаю. И он не знает. Другого. Не такого, как этот». –– «Но какого именно, трам-тарарам?!» –– «Не знаю, трам-трам-трам-и-тарарам!!! ДРУ-ГО-ГО!»...
       Это был час отчаяния. День отчаяния. Два дня отчаяния. На третий день мы придумали Сталкера-юродивого. Тарковский остался доволен, фильм был переснят. И вот именно тот сценарий, который мы за два дня переписали и с которым АНС помчался обратно в Таллин, этот последний вариант «Сталкера» публикуется здесь в своем (насколько я могу вспомнить) первозданном виде.
       Кроме того, сохранился третий (или четвертый?) вариант сценария –– он опубликован в НФ в 1981 году. И сохранился (чудом!) самый первый вариант –– он известен под названием «Машина желаний», хотя, мне кажется, что самое первое, условное название было все-таки «Золотой Шар». Сохранились в архиве еще какие-то разрозненные обрывки, вырезки и клочки –– то, что осталось от предпоследнего варианта после того, как мы превратили его в последний. И осталась (естественно) литературная запись. Она очень похожа на самый последний вариант, хотя в нашем тексте, помнится, никогда не было великолепного финального прохода Сталкера с дочкой на плечах.
       Мне кажется, знатокам и любителям как повести «Пикник на обочине», так и фильма «Сталкер» небезлюбопытно сравнивать, насколько первый вариант киносценария отличается от самой повести, а последний вариант –– от первого.
       Вообще говоря, история написания киносценария есть, как правило, история жесткого взаимодействия сценариста с режиссером. История беспощадной борьбы мнений и представлений, зачастую несовместимых. Сценарист, как мне кажется, обязан в этом столкновении творческих подходов идти на уступки, ибо кинофильм –– это вотчина именно режиссера, его детище, его территория, где сценарист существует в качестве хоть и творческого, но лишь наёмного работника.
       На протяжении тридцати лет нам приходилось иметь дело с разнообразными типами, вариациями и разновидностями кинорежиссеров. Самый среди них распространённый –– бурно-кипящий, говорливый, абсолютно уверенный в себе энтузиаст. Он стремителен. Он, как гром с ясного неба, возникает вдруг из небытия, обрушивает на автора ворох соблазнительнейших предложений и остроумных, льстящих авторскому воображению идей и так же стремительно, подобно молнии, исчезает опять в своем небытии –– навсегда и без всякого следа. Таких у нас было множество.
       Если же говорить о серьезных режиссерах, то они все были очень не похожи друг на друга. Они были такие же разные, как и их фильмы.
       Андрей Тарковский был с нами жёстким, бескомпромиссным и дьявольски неуступчивым. Все наши робкие попытки творческого бунта подавлялись безо всякой пощады. Лишь однажды, кажется, удалось нам переубедить его: он согласился убрать из фильма «петлю времени» (которую мы сами же для него и придумали –– монотонно повторяющийся раз за разом проход погибшей некогда в Зоне бронеколонны через полуразрушенный мостик). Этот прием почему-то страшно его увлекал, он держался за него до последнего, и только соединенными усилиями нам удалось убедить его в том, что это банально, общеизвестно и тысячу раз «было». Он согласился наконец, да и то, по-моему, только оттого, что ему пришлась по душе наша общая идея: в Зоне должно быть как можно меньше «фантастики» –– непрерывное ожидание чего-то сверхъестественного, максимальное напряжение, вызываемое этим ожиданием, и –– ничего. Зелень, ветер, вода...


Почему фильм сложнее (и сильнее) книги? Потому что книга - научно-фантастическое произведение. Это жанр, имеющий свой потолок. Психология и философия допускаются, но не могут занимать ведущее место. Ведьмин студень, пустышки, мясорубка - это врезается в память и будоражит воображение. Фильм же совершенно не научно-фантастический ("советский фантастический фильм-притча", согласно википедии!). Фильм этот, скорее, просто притча. Скорее уж религиозная, чем, фантастическая, тут фраза из воспоминаний БН очень к месту: «Истинно великое м. б. бессмысленным и нелепым –– Христос». Вот так и выплыл нелепый юродивый, укрощающий патологические желания своих подопечных. Соответственно, фильм будет не воображение, а душу, заставляя понимать и размышлять.

Charly, вы когда-нибудь встречали порнографический фильм с тонкой разработкой психологических характеров и размышлениями о мировых проблемах? Герус в таких случаях обычно цитирует про трусы и крестик. Я полагаю с полной уверенностью, что у литературы в самом широком смысле есть шкала предельной высоты, коррелированная с выстой жанра. Не могут решать мировые проблемы пародии, детские стишки, газетные передовицы и многое другое. Выйти в рецензии или поздравлении на день рождения на уровень нобелевской лекции можно, конечно, но одновременно с утратой жанровой цельности. В конце концов, проще родить новый жанр, если хочется сочетать несочетаемое, чем остаться в жанре традиционном.

А любое культурное явление, само по себе, конечно, может развиваться бесконечно. Но при этом, хотя бы за счет движения времени вперед, будут происходить многочисленные трансформации и восхождения самого культурного явления в новую сущностную сферу. Иначе бессмысленны номинации и дефиниции. Кесарю кесарево, а Стругацким - Тарковский.

Возвращаясь на несколько постов назад, так, о чем фильм "Сталкер"?

Возвращаясь, к современности. Кстати, к Вам тоже вопрос! Как Вы оцениваете творчество Сорокина?

kriut,
Да Вы - романтик...  Пришлось, покурить, чтобы перебить эту приторную сладость!

Фильм о поисках истины, о чем и говорит Писатель на 17-й минуте: "Я эту самую истину выкапываю, а в это время с ней что-то такое делается, что выкапывал-то я истину, а выкопал кучу, извините, дерьма". Этим и описывается весь сюжет фильма - выкапыванием истины, которая по ходу превращается в нечто другое, обратное искомому, возможно, настоящей Истиной. И истинную сущность всегда скрывает личина - юродство, позёрство, достоинство. Потом оказывается, что в глубине у каждого всё иное.
"Ну вот мы и дома. Дом - это самое тихое место на свете".
О том, что за исполнением желаний следует (может следовать, неизбежно следует) возмездие - пример с Дикобразом. Вспоминаем самый известный афоризм Уайльда.
Зона такова, какой мы ее сами сделали.
На 1:04 в колодце появляется Солярис - Тарковский старается договорить недоговоренное в том фильме. Молитва Сталкера о вере и о том, что слабость велика, а сила ничтожна. "Черствость и сила - спутники смерти".
Перепалка Писателя с Профессором, не прекращающаяся в течение всего фильма, доходит на 1:14 до истинно форумного пафоса: "Поклонницы кипятком пысают..." - "Писателишко вы задрипанный..." и в завершение: "Не желаю я с вами спорить - в споре рождается Истина, будь она проклята". Истина тяжела, практически невыносима.
На 1:22 эта язвительная перепалка доходит до последнего конца, вызывая чтение Апокалипсиса, и цвета Зоны меркнут, как в обреченной юдоли вне ее.
Но продолжается речью Сталкера, из Луки, о явлении воскресшего Иисуса.

"Они же не верят ни во что, у них этот орган атрофировался".

"Он - где словом, где молитвой - неотступно вел их к великой тайне жертвенной любви". И когда брешь их оболочек была пробита, зазвучала Ода к радости.


Chaynic, а вы-то что думаете о фильме? Он не о том, о чем говорил про него сам Тарковский? О чем же?!

Отвергая мысль о возможности такой «дешифровки» образов «Сталкера», до которой опустились некоторые из английских критиков, А. Тарковский так обозначил основную идею фильма: «Мой фильм говорит о том, что человек сам определяет свою судьбу. Надо постоянно ощущать ответственность за то, что происходит вокруг. Для того чтобы верить в будущее, необходима прежде всего глубокая уверенность в самом себе. Мой Сталкер — из тех, кто с болезненной остротой ощущает потребность в такой вере и чье призвание состоит в том, чтобы указать человеку путь, на котором он может обрести уверенность в себе».

Скрытый текст

Скрытый текст Сравниваю с монологом Сталкера о музыке. Что же это такое — человек? Его происхождение темно, его судьба неизвестнее причины его появления. По существу, отбросив в сторону детали, и эволюция, и чудесное возникновение — то же самое, или, вернее, настолько не это имеет значения для определения сути человека, что, видимо, не в материальном, не в плоской реальности существования следует искать ответ на этот невозможный вопрос. Да не только человек. Дело все-таки в том, что «познание мира» не имеет ничего общего с последовательным открытием истинных в объективном смысле закономерностей. То есть цепи псевдореального познания сковывают наше стремление к истине, ибо это путь от истины на периферию правды. Чем больше мы «знаем», тем «с большим основанием» считаем себя вправе установить закономерности, которые обманывают нас, внушая мысль о возможности познания. Внушает нам иллюзия, знакомство, в то время как на самом деле мы не можем приблизиться к абсолюту, то есть к тайне, и любая форма «приближения» означает тем самым удаление от нее. Человеку кажется, что он познает. Это процесс, контролируемый человеком, неспособным установить какой бы то ни было контакт с истиной. Скажут, что наше ощущение — верное основание для пути к истине. Я же отвечу, что наше ощущение — это наше ощущение, и не более; а истина, как и реальность, не находится в соотношении с ощущением. Ибо ощущение субъективно, реальность же божественно холодна своей объективностью. Мы пытаемся предаться любви, облачившись в космические скафандры, мы ищем правду реальности у себя в сознании. Я — агностик. Более того. И мне кажется, для человека пагубно стремление познавать (расширять свою экологическую нишу), ибо познание — это духовная энтропия, уход от действительности в мир иллюзий. Мы этим как бы материализуем будущее по схеме собственного разрушения. Человек развивается не в той сфере, которая обеспечила бы ему перспективу выжить в духовном смысле.

[Андрей Тарковский "Мартиролог", дневники]