http://www.pravmir.ru/istorik-vladimir-ilyashenko-ne-vozvrashhatsya-v-gulag/

В нашей стране растет число людей, которые считают, что такая форма экономики, модернизационная, мобилизационная, когда людей почти не кормят и заставляют насильно с утра до ночи работать в лагерях, это единственно возможный путь для нашей страны

А в чем конкретно вранье? И каким образом Вы об этом знать можете? У Вас есть доступ к архивам?

хаос, это Вы сказали про вранье - Вам и отвечать за свои слова. Если человек говорит что-то с такой непререкаемой уверенностью, значит, у него есть образование историческое, степень научная, доступ к архивам. Или он кухарка, управляющая государством - с авторитетным мнением шукшинского героя из рассказа "Срезал", готового уличить во вранье любого гуманитария .    Одно из двух.    

Ваши слова про вранье для меня - мнение недалекой ленинской условной "кухарки" - их всерьез глупо даже рассматривать. Если бы мне о вранье сказал ученый историк Хэнк, при этом приведя конкретные факты, это было серьезно и интересно.

Технологический прорыв в церкви?? Что-то новенькое.

Mysth Немного в стороне от темы. Нашел в "Снобе". Нынче его закрыли, поэтому вместо ссылки выкладываю текст.


В начале зимы 2011 года люди в Москве, невзирая на снег и холод, вышли на улицы. С этого момента следовало бы отсчитывать новую историю современной России.
В данном случае я совершенно не имею в виду памятные митинги против фальсификации выборов в Госдуму. Нет, речь идет о событии чуть более раннем и почти позабытом — о стояниях к частице Пояса Богородицы, привезенной в Москву с Афона. Напомню: очередь в храм Христа Спасителя начиналась с Воробьевых гор, весь центр был перекрыт, люди ждали по восемнадцать часов, чтобы даже не прикоснуться к святыне, а просто пройти рядом с ней. Высшие церковные иерархи деликатно пытались донести до паствы ту мысль, что истинному христианину не обязательно лично идти к Поясу. Главное — верить в Бога и творить добрые дела, и вообще — берегите здоровье и не стойте долго на морозе. Люди, однако, продолжали на морозе стоять. Все это повлекло за собой долгие дискуссии в социальных сетях, но исключительно на тему, являются ли такие безумные подвиги проявлением истинного православия или же признаком язычества. А потом история с Поясом Богородицы и вовсе ушла с повестки дня, так как быстро наступили другие события: первая Болотная, выборы президента, стояния у Абая и так далее.
Между тем это был важнейший сигнал, которого никто не услышал. Сами священники признавались, что совершенно не ожидали подобного энтузиазма, как растерянно сказал один из них: «Ведь мы живем в совсем не жертвенное время». По умолчанию подразумевалось, что жертвовать сейчас никто ничем не собирается, на первом месте достаток, и главное — покой. Даже представители либеральной интеллигенции из тех, кто говорит: «Власть напрасно думает, что долго сможет относиться к народу как к быдлу!», даже они в конце концов смирились с тем, что на их взгляд было очевидно. Есть некоторые считаные энтузиасты, они продолжают непоколебимо отстаивать принципы демократии, подписывают какие-то письма, стоят в пикетах, и есть вся остальная Россия, социально пассивные существа, которых никакая сила в мире не может отклеить от диванов (зовем-зовем народ на митинг, а приходят одни и те же мучительно знакомые лица плюс ОМОН).
Это, разумеется, было ошибкой. Нулевые с их разобщенностью, ленью и социальной апатией закончились. У людей, пусть и ведущих самую прозаическую, мещанскую, неяркую жизнь, накопилось огромное количество нерастраченной энергии. У них есть потребность в значительных событиях и великих поступках. Они готовы к борьбе за Правду и Справедливость.
Этому стоило бы радоваться, если бы не одно обстоятельство: общество у нас инфантильно, а сознание людей мифологизировано. В результате представления о том, как выглядят эти Правда и Справедливость, таковы, что добрые люди шарахаются. Собственно, как во времена Октябрьской революции, два вопроса являются главными: о Земле и о Мире. Земля, точнее, земли — это то, что было потеряно в последние двадцать пять лет и что надо возвращать, собирать вокруг себя, подчинять народы, иначе эти народы окончательно переметнутся к другим. Мир... мира быть не может, вокруг вечная война, которую ведут против нас, и вот-вот уже подбираются, и чтобы не подобрались окончательно и не съели, надо захватить побольше земли... и так далее по кругу. Тема империи, которую надо восстанавливать, и страха, который все обязаны испытывать перед этой империей, страшно важна, это некий обнаженный, болезненный нерв.
Причина этой агрессивности состоит еще и в том, что она является едва ли не единственным способом как-то реализовать себя в этом мире. Люди мало увлечены своей собственной жизнью. Сама по себе она не представляет для них ценности. И неудивительно. Мы живем в городах, в которых невозможно жить, ходим по улицам, по которым невозможно ходить, вечером, возвращаясь домой, открываем в дверь в страшный подъезд, пахнущий бомжами и кошачьей мочой. У нас совершенно отсутствует очарование повседневности, то, чем нас так привлекает Европа. Какие воспоминания о путешествиях оказываются для нас самыми пленительными? Маленький городок, которого, может быть, и в путеводителях-то нет. Вечереет, на центральной площади шелестит фонтан, аромат роз смешивается с запахом кофе из ближайшей кофейни, за столиками под средневековыми аркадами сидят аккуратные старички, пьют аперитив. Городок, кстати, может быть вполне депрессивным и находиться в какой-нибудь кризисной Испании или Греции, которую мировое сообщество не знает, как спасать. А теперь представим... ну, пусть даже Когалым или Новый Уренгой, буквально засыпанные нефтяными деньгами. И все равно там то же самое: вечная мерзлота и серые пятиэтажки. Прожить там всю жизнь и радоваться каждому дню своего существования? Да вы с ума сошли! Что тут радоваться?
Так называемому креативному классу все же проще. Более способный к неформальной самоорганизации, он смог выгородить себе какое-то пространство и заняться там какой-никакой, но осмысленной деятельностью. Собрали денег на операцию больному ребенку, посетили лекцию о том, как был расшифрован язык майя, сходили на демократический митинг, после чего славно посидели в баре, а там пора уже и ехать в весеннюю Тоскану или зимний Вьетнам дивиться божественным природы красотам. Все это дает возможность как-то спасаться от бессмысленности жизни.
Всего этого нет у тех, кого принять называть пропутинским большинством. Есть агрессивность, чувство стыда (были великими, а теперь перестали) и внутренняя готовность к усилиям и лишениям. Каждый человек по инерции делает то, что у него лучше всего получается. Все последнее столетие у нас лучше всего получалось приносить какие-то невероятные, немыслимые жертвы. Неудивительно, что в сознании твердо отложилось: благодать снизойдет лишь на того, кто восемнадцать часов простоит на морозе.
Немеркнущая популярность президента, его исключительная неуязвимость связаны в первую очередь с тем, что он — великий мастер эти настроения воспринимать и на них откликаться.
Взаимоотношения президента с так называемым пропутинским большинством напоминают шоу, которое видел любой, кто хоть раз посещал дельфинарий. (На всякий случай скажу, что я отношусь к дельфинам очень хорошо и никого не хочу этим сравнением обидеть.) Итак, в воде плещутся дельфины, и тут появляется тренер со свистком. Он прикладывает его к губам, надувает щеки, делает какие-то жесты, и постороннему наблюдателю его действия кажутся в высшей степени бессмысленными и смешными. Ничего не слышно, ведь свисток ультразвуковой. Зато дельфины сигналы прекрасно воспринимают и с удовольствием на них реагируют: выпрыгивают из воды, вертятся колесом, танцуют, и между ними и тренером полный контакт и взаимопонимание.
Вот примерно так управляет и российский лидер. Он посылает обществу сигналы, от которых приходит в ужас меньшинство населения, зато большинство их прекрасно считывает и абсолютно одобряет. Президент взлетел в облака вместе со стерхами или расцеловал тигрицу. Блогосфера бушует, появляются анекдоты, карикатуры и фотожабы одна смешнее другой, между тем рейтинг президента растет. Президент выступает с речью в Мюнхене, политологи хватаются за голову: «Он же губит свою репутацию! Это возврат к холодной войне!», но рейтинг президента растет. Происходит операция в Южной Осетии. Либеральная интеллигенция стонет: «Зачем нам чужие территории, свои собственные бы в приличное состояние привести!», тем временем популярность президента взлетает до небес. Именно это и происходит сейчас, во время кризиса в Крыму. Меньшинство шалеет от ужаса, стоит в пикетах и пытается понять, сможет ли кто-то Пу остановить и где он остановится. Большинство реагирует спокойно и уверенно: ему послали сигнал, что происходит возвращение к той самой настоящей жизни, к некой таинственной, но понятной и желаемой норме. Достаточно прислушаться к разговорам на улицах, а в социальных сетях выйти за пределы своей тусовки. Немногочисленный антивоенный митинг, который прошел в выходные на Манежной площади, был встречен горожанами равнодушно или враждебно. Демонстрантам кричали вслед: «Идите работать, бездельники!» Я лично слышала, как в подземных киосках на Манежной одна из продавщиц в полном недоумении спрашивала другую: «Это кто такие?» — и получила раздраженный ответ: «Опять эти... болотные». В лесах водятся лешие, в домах домовые, а у нас в столице завелась своя странная, немногочисленная нечисть — болотные. Их немного, явную опасность они не представляют, но все равно надо как-то с ними бороться и их искоренять, поэтому автозаки тоже воспринимались с одобрением. Упреки, что всех зомбирует зомбоящик, несостоятельны. В эпоху интернета ящик зомбирует только тех, кто сам этого хочет. Вспомним также, что на излете советской власти интернета и вовсе не было, но кто же тогда телевизору верил?
Чем бы ни кончился украинский кризис, любой политик, который захочет добиться здесь успеха, должен будет хорошо понимать все эти страсти, страхи, комплексы и фобии. Не следовать за ними, не подчиняться им, но учитывать их и пытаться как-то канализировать и использовать в мирных целях эту накопившуюся энергию. Не разговаривать на дельфиньем языке, но по крайней мере знать его.

meybe 07
Mysth
понимаете, все же Дарвин прав, и выживает - сильнейший. И чтобы выжить, надо, надо - вырастить клыки, накачать мускулы. Как бы нам не хотелось все устроить миром. Миром - только после того, как покажешь свои клыки....

Ну, в таком случае нас действительно ждет страшное будущее. Социальный дарвинизм... Сначала мы сплачиваемся против внешней угрозы. Потом этого становится мало - и для сплочения необходим будет поиск врагов внутренних. Ну, а тут уж при полной общественной поддержке будут возможны и концлагеря. И все найдет высшее оправдание - необходимость выживания сильнейшего. Цель оправдывает средства. Похоже, такое будущее не за горами..

Выращивать и накачивать можно по-разному. Израиль, к примеру, издавна этим занимается, но как-то обходится без впрыскивания агрессивного настроя в головы своих граждан.

Mysth Вы пророчица? Все так наперед видите? Напророчили кошмаров! Давайте вернемся к сегодняшнему дню.А ситуация такова: в нашем мире, приходится демонстрировать клыки, вот Вы в своих постах тоже не робкого десятка, я думаю, и в жизни тоже за себя постоять умеете. Это правильная и единственно возможная стратегия выживания в этом мире.

Нет, что Вы! Дай Бог ошибиться!

Энергия должна сублимироваться в творчество, национальное строительство - а не в саморазрушительную агрессию. Иначе просто не выживешь. У нас ведь народ очень талантливый. Не знаю как Вас - а меня очень порадовали итоги Олимпиады и Паралимпиады. После всех ломок - такие результаты! Получается, можем - и без лагерей и расстрельных списков.

Я о том и пишу. Эти ломки, в частности,   и имею в виду - из последнего, свежего.  Могут вылиться чем угодно. Здесь  все точно так же работает, как с психикой травмированного, ущемленного человека.

Я бы дерзнул предложить еще одну цитату, которая фокусирует наше внимание на проблемах, касающихся приходской жизни. "В Православии - историческом - начисто отсутствует сам критерий самокритики. Сложившись как "православие" - против ересей, Запада, Востока, турков и т.д., Православие пронизано комплексом самоутверждения, гипертрофией какого-то внутреннего "триумфализма". Признать ошибки - это начать разрушать основы "истинной веры". Трагизм православной истории видят всегда в торжестве внешнего зла: преследований, турецкого ига, измены интеллигенции, большевизма. Никогда - во "внутри". И пока это так, то, по моему убеждению, никакое возрождение Православия невозможно. Главная же трудность здесь в том, что трагизм... укоренен, гнездится в тех явлениях, которые принято считать, в которые принято верить, как именно в саму сущность Православия, его вечную ценность и истину. Это, во-первых, какое-то "бабье" благочестие, пропитанное "умилением" и "суеверием"... Стихийная сила этого благочестия, которым можно жить как чем-то совершенно самодовлеющим, вне какого бы то ни было отношения ко Христу и к Евангелию, к миру, к жизни... Это "благочестие" и есть то, что вернуло христианству "языческое измерение", растворило в религиозной чувственности. Оно и Христа мерит собою, делает Его - символом самого себя".
Я бы эту мысль конкретизировал следующим образом. Наблюдая нашу повседневную приходскую жизнь, я задумываюсь над тем, как мало в ней присутствует собственно Христос, как мало нужен многим Христос. Нужно часто все что угодно, только не Христос. Нужен реестр святых, напоминающий расписание врачей-специалистов в районной поликлинике, на случай всякого рода неприятностей, нужна какая-то очень четко сформулированная технология освящения водой, землей, елеем. Нужен какой-то комплекс мер психотерапевтического характера, который осуществляет духовник... Об этом о. Александр, рассматривая проблему исповеди в современной Церкви, говорит очень резко. То, что он в первом тезисе фиксирует выражением "бабье благочестие", говорит об очень серьезном неблагополучии наших прихожан. Христос не требуется многим нашим прихожанам, - а требуется им действительно вернувшаяся в языческое измерение религиозная жизнь, растворенная в религиозной чувственности.