Мы живем в обществе во многом визуальном. Большинство наших современников, в особенности молодых людей, формируется в парадигме массовой культуры, причем читают они мало, в основном, смотрят те или иные фильмы, среди которых не так уж много подлинных шедевров киноискусства. Тем не менее хотелось бы поговорить именно о них - но в той их части, которая может нести современному обществу достаточно трудные для восприятия христианские ценности.
IForum (Открыто временно, в тестовом режиме, не поддерживается.)
Христианское кино
Ответы
17.05.2011 18:13:00
|
|
|
|
17.05.2011 18:28:00
To Божий одуванчик
И таково сознание нашего общества, к сожалению. Посмотрите фильм - очень сильный. Правда, им можно отравиться, предупреждаю... |
|||
|
|
17.05.2011 19:06:00
Мусульманская тема в России недооценена не только российским кинематографом но и российским правительством. Тема неудобная, вся из острых углов, ее стараются не трогать и вообще этим направлением не заниматься.
Хотиненко в своем фильме предлагает делать выводы зрителю, не пытаясь утверждать что мусульманство в чем то лучше православия. Не стоит его обвинять в прославлении мусульманства, это никому не нужно, кроме непосредственно самих мусульман. Блаженный Коля создал фон, на котором стало омерзительным наше скотское безверие, он просто напомнил о том, в кого превратились многие русские люди. А о дальнейшем сосуществовании со все больше увеличивающимся количеством мусульман все таки стоило бы задумываться. Пока не поздно. |
|
|
|
17.05.2011 19:19:00
Пока вера в науку не объявлена официальной верой религии "Атеизм", разрешите возмутиться и подать на вас и на автора блога в суд! |
|||
|
|
17.05.2011 19:32:00
To lb
Разрешаю! У нас пока еще относительно свободная страна. А фильм посмотрите сначала (перед тем, как в суд-то подавать). |
|||
|
|
17.05.2011 19:52:00
Прт. Георгий Митрофанов: "Этот фильм кажется нам разрушительным и антиправославным лишь потому, что говорит нам нелицеприятную правду о нашей сегодняшней ситуации. О том, что церковное возрождение у нас происходит медленно, трудно... Сценарий к фильму написал Золотуха - автор интересной документальной ленты “Попы”. Уже одно это говорит о серьезности намерений создателей фильма. Главным героем фильма является даже не мусульманин Коля Иванов, фильм о его матери, о брате, о местном священнике... Земляки-крестьяне ненавидят Колю не потому, что он мусульманин. Его ненавидят за то, что он - другой. За то, что он в Бога верит, а они не верят. Священник идет по селу - один. Идет радостный, природа вокруг него приветливая, солнце светит, но рядом с ним людей нет. Он одинок! Нет паствы... В селе оказывается всего два верующих человека: священник и мусульманин. Постепенно мусульманин начинает идти к священнику. Его брат не просто неверующий человек, он нигилист. Его цель - раздавить Колину веру. Трагедия в том, что Коля всю жизнь прожил в родной деревне и ни от кого не слышал о Боге. И только в Афганистане, в плену он услышал о Боге, и душа его потянулась к вере. Трагедия в том, что он не услышал в родном селе проповеди о Христе! Если бы это произошло, он пошел бы за Христом.
Особенно поражает сцена, когда священник приходит к ним в дом. Мать пригласила батюшку как “шамана”, чтобы он как-то умиротворил братьев. Просит его “сделать” чего-то или, может, специальную молитву какую-то прочесть. Она ждет от него чуда. Хочет, чтобы он за нее совершил нравственную работу. Федька пьяный валяется на кровати. Звучит джаз по телевизору. И именно Коля выключает телевизор... Получается, что к разговору со священником Коля готов больше других. Но Коля все же запрограммирован на противостояние. В присутствии священника он творит свою мусульманскую молитву, нарочито ест курицу в постный день. Пастырь это понимает и ведет себя очень тонко. Вообще эта роль - самое удачное изображение священника в современном российском кино. Поведение священника в киноленте можно изучать в семинариях как пример для будущих пастырей. Когда священник говорит Федьке об аде, что там души мучаются, у мусульманина Коли курица встает поперек горла. Он впервые слышит слова, которые его волнуют. Впервые слышит о спасении души. Кроме него за этим столом слова священника никого больше не волнуют". |
|
|
|
17.05.2011 19:55:00
To Mysth
Где же я его посмотрю? |
|
|
|
17.05.2011 19:58:00
To lb
Я скачивала с какого-то Торрента. На этом вроде можно без регистрации - |
|
|
|
18.05.2011 23:59:00
На мой взгляд, очень умная и трезвая статья Д. Быкова о фильме Лунгина "Остров":
Чудо острова Фильм Павла Лунгина «Остров» имел все шансы оказаться неудачей — из числа тех, которые вызывают особенное раздражение. Тема востребованная — православие вновь насаждается, как картошка, икона применяется, как дубина, церковная цензура без спросу порывается регламентировать вполне светские вещи; сам Лунгин за двадцатилетнюю режиссерскую карьеру сделал достаточно слабых картин, рассчитанных на экспорт,— так, «Бедные родственники» поражали именно полной нравственной глухотой при всей привлекательности исходной сюжетной посылки. Так что те, кто ждал клюквы, ориентированной на французский прокат и снисходительное одобрение отечественных неоконов, имели на такие ожидания полное право. Тем приятнее обмануться. «Остров» — одна из самых больших удач отечественного кино в новом веке. Не обошлось, кажется, без Божественного участия — потому что только Божьим чудом картина по столь посредственному сценарию, да еще в исполнении столь неровного режиссера могла стать откровением. Давно замечено — в случае художественной удачи все минусы обращаются в плюсы; собственно, удача всякого фильма и есть чудо в чистом виде, поскольку все в мире против нее. Как ни странно, «Остров» заставляет задуматься именно об онтологии кино, а не только о природе веры или греха, как хотелось бы иным рецензентам. Если где и явлена божественная природа творчества, то прежде всего в кинематографе, потому что результат здесь зависит от совпадения слишком многих векторов; ни одна театральная постановка не может в этом смысле конкурировать с кино, где все завязано еще и на капризы природы, сиречь натуры, и на поведение техники. Чтобы сделать качественный спектакль, достаточно иногда пятерки участников — драматург, режиссер, декоратор, осветитель и единственный исполнитель, сочетающий иногда все пять ипостасей. Чтобы сделать и прокатать даже самый малобюджетный фильм, нужно как минимум пятьдесят человек: у одного запой, у другого грипп — совпадение представлений о прекрасном у такой большой группы проблематично по определению. Андрей Кончаловский, в чьем профессионализме трудно усомниться, заметил как-то, что если авторский замысел в кино реализован на пять процентов — это удача, а если на десять — шедевр. В кино слишком многое зависит не от таланта авторов и исполнителей, не от грамотной раскрутки, не от конъюнктуры, а именно от случая — или Божьей воли; ни в одном другом виде искусства чудо не играет роли столь определяющей. «Остров» был зачем-то нужен, потому и получился; и в картине, слава богу, очень чувствуется это радостное недоумение перед делом собственных рук — первый признак художественной удачи. Получился фильм о природе чуда — иррационального, как всякое Божественное вмешательство; логика Бога сложнее традиционной морали, мораль спущена нам, как правила поведения в метрополитене, и для Бога необязательна. Божье вмешательство как раз и опознается по кажущейся алогичности, отсутствию традиционной мотивации — Господь не утруждает себя мотивировками, и именно в этом смысле сценарий, сочиненный Дмитрием Соболевым и поражающий клюквенностью, оказался идеален. Многое в нем так, как не бывает и не может быть (подробный — богословский и исторический — разбор клюквы см. на портале «Сергиев Посад», |
|
|
|
19.05.2011 00:04:00
Во время войны в Северном море немцы захватывают советскую баржу с углем. Капитан и матрос спрятались в гору угля, матроса нашли, он выдал капитана; немцы потребовали, чтобы он этого капитана лично застрелил. Капитан после выстрела падает в воду и пропадает из поля нашего зрения на тридцать лет, а баржу вместе с матросом взрывают, но матросу удается выплыть. Он попадает на таинственный остров. Там монастырь, монахи выхаживают героя, и он остается с ними — раскаявшись в содеянном грехе и посвятив оставшуюся жизнь его замаливанию. Он работает в котельной, целыми днями грузит и возит уголь, милостью Господней получает дар целительства — к нему съезжаются со всей страны; грязный и суровый монах никому не признается, что он и есть знаменитый старец, а выдает себя за его ничтожного слугу. Одних он гонит, другим помогает советом, за третьих молится — причем молитва его обладает особой силой; предсказаний не открывает прямо, а лишь намекает на них, сбрасывая, например, головню к ногам настоятеля; настоятель только задним числом догадался, что это было предупреждение о пожаре. Старец исцеляет также от беснования, телесной слабости — а главное, от гордыни, причем объектом духовного врачевания становится сам настоятель, возгордившийся в какой-то момент своими исключительно удобными сапогами…
Все это в пересказе выглядит ужасным набором клише на грани прямого фарисейства — и, стало быть, перед нами настоящее кино, потому что хороши в пересказе только посредственные картины (кстати, удачные в литературном отношении сценарии очень редко становятся кинематографическими шедеврами — не доказывает ли это, что фабулы реальной жизни зачастую недостоверны и убоги?). Старец знает и сообщает братии, что близка его смерть. Он не смеет и надеяться, что получит до смерти отпущение главного греха — малодушия и предательства тридцатилетней давности (действие картины происходит в начале 70-х). Однако на остров к нему приезжает пожилой адмирал с бесноватой дочкой, из которой старец благополучно изгоняет беса. Главное же — адмирал и есть тот самый спасшийся капитан, по которому предатель, естественно, промазал. Капитан выплыл, нашел своих, стал адмиралом, и теперь старец получает от него полное отпущение грехов, после чего на следующий день и умирает совершенно счастливым. Жуткий сюжет, да? Невозможно представить режиссера, который бы по доброй воле за него взялся. А вот поди ж ты. |
|
|
|
19.05.2011 00:05:00
За счет чего фильм Лунгина спасается от клише и примитива? В первую очередь — за счет изобразительного решения: черно-белая графика, гладкая ледяная вода, плоские островки, много неба. Все это создает удивительное ощущение суровости и благодати; русский Север тем и поражает, что при всем негостеприимстве и явном недружелюбии природы он тем не менее светится кротостью, той особой русской несентиментальной, немногословной жалостностью, которая отличает Кижи, или былины, или близко к тексту записанные сказки. Самоумаление здесь не искусственно, не надрывно — просто среди таких пространств иное самоощущение невозможно; но если человек выживает среди всего этого — тут тебе и чудо, и благодать. Тепло здесь драгоценно, потому что его мало. Чем хорош сценарий Соболева — так это лаконизмом диалогов: говорят в «Острове» мало, и это к лучшему. Думаю, над своими монологами поработал и Петр Мамонов — до такой степени они органичны (и близки к стилистике его поздних интервью).
Участие Мамонова — второй решающий фактор: в России нет сейчас другого актера с такой органикой. Все, что в чужих устах было бы невыносимой фальшью и пошлятиной, у него звучит просто, естественно и внятно; все, что у огромного большинства православных агитаторов выглядит штампом, в его случае оплачено внутренним опытом. Он может позволять себе любые чудачества, поскольку сам себя давно осудил и приговорил; конечно, Мамонову далеко до тех грехов, за которые расплачивается его герой, но страстность самоосуждения чувствуется во всем, что он делает на экране. Он тоже когда-то весьма решительно изменил свою жизнь и с тех пор проделывал это не однажды; его путь от тихого переводчика к отвязному и безбашенному музыканту (а потом он сделался деревенским отшельником и странным артистом) подчинен безусловной, но неочевидной логике, и не нам со стороны о ней судить. По Мамонову видно, что Бог его мучает, крутит его и вертит — ради того, чтобы сделать свой личный, любимый и безошибочный музыкальный инструмент; Мамонов не сопротивляется, но видно, чего ему это стоит. И он, и его герой могут вести себя как угодно,— потому что давно махнули на себя рукой; без этого веры не бывает. Махнуть на себя рукой — как раз и значит обращать внимание единственно на Божественный замысел, нимало не заботясь о собственном жизнеустройстве; и это в «Острове» сыграно с редкой убедительностью. Впрочем, как может не доверять Богу человек, избежавший стольких смертей? В контексте мамоновской игры постепенно становится ясно и даже оправданно то самое предательство, с которого создатели «Острова» так отважно начали рассказывать историю. Можно было в конце концов вынести этот момент за скобки — каждый бы сам для себя достроил историю, придумал наименее травматичный ее вариант; но Лунгин бесстрашно изображает предательство. Матрос, которому еще только предстоит сделаться чудотворным старцем, не просто слаб — он визглив, отвратителен, он начисто утрачивает человеческий облик… и при всем том его жалко, и осудить его не поворачивается язык. Возможно, человеческая слабость и трусость главного героя явлены нам для контраста, чтобы мы оценили масштаб преображения, но преображение не так уж заметно, вот в чем дело. Старец Мамонова — вовсе не суровый аскет, преисполненный сознания собственного величия; он и не юродивый, ибо часто ведет себя абсолютно логично и здраво, а юродивый, как известно, ни на секунду «не выходит из образа» — иначе юродство не было бы подвигом. Страх сказать, но из такого матроса вполне мог получиться такой старец, ибо, и в этом главная заслуга Мамонова, он играет именно человечность. Попытка изобразить сверхчеловека почти всегда ошибочна и дурновкусна — на самом-то деле сверхчеловек есть не античеловек, как думают многие, а человек в высочайшей степени. И слабость, и даже трусость — все есть в старце Мамонова, который наедине с собой признается, что силы его на исходе. Святость не противоречит человеческому — она лишь возводит его в высочайшую степень; слабость в такой степени тоже черта святости, тут важен именно масштаб — и сама по себе эта констатация в «Острове» дорогого стоит. В фильме много эпизодов на грани фола, а то и за гранью вкуса — чего стоит эпизод с исцелением хромого мальчика; однако молитвенная сосредоточенность Мамонова столь достоверна, а истово-серьезное отношение к исцелению — как у хирурга к операции — столь трогательно, что и здесь в конце концов все принимаешь. Говорю же — хорошей работе все впору: тут и отступления от вкуса (особенно явные в истории с адмиральской дочерью) работают на замысел. Кто сказал вообще, что у Господа хороший вкус? Если рассматривать жизнь как его произведение, тут сплошь и рядом случаются отступления от этого пресловутого вкуса, но эстетической убедительности это не отменяет, а про эмоциональное воздействие что и говорить. Если бы нашелся достаточно продвинутый богослов (или достаточно верующий эстет), который взялся бы оценить Промысел — хотя бы на примере собственной биографии — с чисто эстетической точки зрения, то есть задумался бы о Боге как о художнике, это был бы смелый и чрезвычайно полезный эксперимент. Выяснились бы ценные вещи — склонность к лейтмотивам, мелодраматизму, чудесным совпадениям в духе «Доктора Живаго», некоторой моральной амбивалентности, дешевым, но сильным эффектам, двойным смыслам… Оказалось бы, что подражают Богу далеко не все сильные художники: скажем, мир «Анны Карениной» организован по Божественным, то есть жизненным, законам, а мир Пруста или Тургенева — по иным. И ничего, у всех убедительно. Мир «Острова» с его лобовыми решениями, чудесами и невероятной силой смиренной нежности, аккумулированной в главном герое, есть безусловный пример Божественной режиссуры, и хорошо, что Павел Лунгин в этом случае выступил скорее транслятором, нежели обычным режиссером-волюнтаристом, знающим, что ему надо. Иногда ведь художнику вполне достаточно дать Господу поставить свой фильм. В жизни это удается немногим. В кино — и того реже. |
|
|
|
20.05.2011 02:00:00
|
|
|
|
20.05.2011 11:42:00
To Жан-Поль Диполь
Если не придираться к отдельным моментам, в целом не плохой фильм. |
|||
|
|
20.05.2011 16:03:00
To Mysth
По Вашей ссылке еще и сведения о Псковской миссии. Поразительно! Никто их силком туда не тащил. Знали, какой их ожидает душевный дискомфорт от того, что придется как-то "ладить" с оккупационными властями. Знали и о том, что с ними будет, если не уйдут вместе с немцами. Вот уж подвиг так подвиг! Вот о чем в учебниках истории надо писать! А ведь хрен напишут... |
|
|
|
20.05.2011 20:58:00
To and
Спасибо!
«Quid est veritas?» — «Est vir qui adest.»
|
|
|
|
21.05.2011 16:29:00
Вчера у Гордона меня привела в восторг фраза режиссёра Йоса Стеллинга: чем лучше публика, тем лучше фильм.
И правда. Чем более мыслящая публика - тем больше мыслей она найдёт в фильме. Чем добрее публика, тем больше доброго она найдёт в фильме; и не заинтересуется какими-то промахами, но среагирует на истинно недоброе. (Кстати, фильм "Душка" мне понравился.) |
|
|
|
30.05.2011 13:14:00
To meybe 07
Вот еще интересный критический взгляд на фильм - |
|
|
|
08.06.2011 22:04:00
О фильме "Хроники Нарнии"-
|
|
|
|
15.06.2011 01:05:00
Любовь Отца - распинающая.
Любовь Сына - распинаемая. Любовь Духа - торжествующая силою крестною. Тако возлюби Бог мир! |
|
|
|
16.06.2011 01:39:00
Фильм Бергмана "Причастие" (1962) -
По выражению самого кинорежиссера, этот фильм - его любимый. Также входил в десятку европейских картин, особо выделяемых Тарковским. Фильм производит двойственное впечатление. С одной стороны - апология боли, обычная у Бергмана. Кажется, что автор привычно, автоматично захлопывает дверь и отгораживает себя и зрителей от прекрасного Божьего мира, чтобы предаться отчаянию в мире, где человек одинок, а Бог безмолвствует. И, с другой стороны - концовка, Богослужение, проблеск света (пусть тусклого, зимнего), надежда на то, что и выжженная земля может произрастить веру - а не только волчцы и терние. |
|
|
|
19.06.2011 23:39:00
Сергей Добротворский
Ракурс моего отношения к теме, которую мы обсуждаем, состоит в том, что и то, что мы называем фильмами Бергмана, и то, что мы называем фильмами Тарковского, рождается на пересечении двух вещей — с одной стороны, религиозного — с другой стороны, художественного мировоззрения. Существует масса гипотез, которые пытаются примирить эти стороны личности в картине мира. Мне кажется, что Тарковский и Бергман — это те фигуры, для которых взаимоотношения религиозного сознания и художественного сознания — то есть, во-первых, попытка ощутить себя человеком в некоей вертикальной иерархии ценностей, а во-вторых — необходимость высказываться в художественной форме, — достаточно кризисны. Дело в том, что каждый из них существует в некой своей духовной традиции. У Бергмана это протестантская традиция, у Тарковского — православная. И тот, и другой вынуждены заниматься художественным творчеством, которое по большому счету лежит вне канонов настоящего религиозного поведения, и потому, конечно, являются фигурами в высшей степени противоречивыми. Я воспользуюсь мыслью, которая, по-моему, исчерпывает все и которую я повторяю неоднократно, — это мысль Степуна, писавшего о том, что человек, который осознает себя истинно Божьим созданием, никогда не подвергнет реальность тому осмыслению, какого требует прометеевская метафизика, подлинно художественная. Вместе с тем и у Бергмана, и у Тарковского мы встречаемся именно с этой подлинной художественностью. И в этом каждый из них, безусловно, бросает вызов целостной религиозной картине мира. |
|
|
|
24.07.2011 00:45:00
Фильм Пазолини "Царь Эдип" -
Бог-Отец творит Адама по своему образу и подобию, «сын Бога» существует в Раю, оберегаемый милосердным Отцом. Но библейская история начинается с непослушания сына, вкусившего запретный плод и навсегда изгнанного из Рая. Отныне он сирота, проклятый Отцом, вынужденный скитаться по земле и в поте лица добывать свой хлеб. В христианстве преступление Адама стало неизбывным первородным грехом всего рода человеческого — и каждый рождающийся младенец уже не безгрешен. Следующий ветхозаветный сюжет — братоубийство: Каин убивает Авеля, бросает вызов Творцу — и становится основателем первого города и символом бунта в мировой культуре. Богоборчество и восстание против Отца, как правило, сопутствуют друг другу. Если верить доктору Фрейду, чьи идеи столь сильно повлияли на кинематограф — от Эйзенштейна до Пазолини и Бертолуччи, — именно отцеубийство является изначальным преступлением человека. Но справедливо и обратное — сыноубийство «распространено» едва ли меньше. Уже в греческих мифах Сатурн (Хронос) пожирает своих детей из страха, что они уничтожат его и займут его место. Отцы убивают своих детей почти столь же часто, как и дети отцов. Вслед за «веком невинности», после «смерти Бога», искусство ХХ столетия окончательно разрушит образ Отца как гаранта социального космоса. На смену почитанию Отца, патриархальной семейственности и взаимной любви придут нестроение, соперничество, бунт, ненависть, отце — и сыноубийство, сиротство и скитальчество — извечные архетипы человеческой истории. В «Царе Эдипе» античный миф о несчастном фиванском царе парадоксальным образом сочетается с христианской легендой об Агасфере, Вечном Жиде. Мотив отцеубийства жестко задан уже в прологе, разворачивающемся в начале ХХ столетия. Молодой офицер (отец Пазолини принадлежал к военной аристократии) со страхом и ненавистью смотрит на своего первенца: «Ты пришел, чтобы занять мое место в этом мире и отнять все, что я люблю». Центральная сцена фильма — предсказание оракула, что Эдип убьет своего отца и женится на собственной матери. Потрясенный Эдип пытается уйти от Судьбы, обмануть Рок, избежать страшного преступления. Но провидение неумолимо ведет его в Фивы: Эдип сбрасывает в пропасть Сфинкса, терроризирующего город («Пропасть, в которую ты меня толкаешь, — в тебе самом», — успевает сказать ему Сфинкс), убивает отца и женится на матери, не ведая, кто они; а узнав свою и их тайну, ослепляет себя. Съемки картины велись не в «светлой» классической Греции, а в выжженных солнцем пустынях Северной Африки, символизирующих начало человеческой истории. Трактовка Пазолини совпадает с мифологемой Фрейда, что убийство праотца является моментом рождения человечества. Отцеубийца Эдип — первый человек и первый сирота одновременно, проклятый богами и, подобно Вечному Жиду, обреченный на бессмертие и тысячелетние скитания. В последних кадрах фильма ослепший, обезумевший Эдип-Агасфер бредет по Риму 1960-х, среди машин и туристов; он — alter ego Пазолини и наш современник. Появление «Царя Эдипа» почти точно совпадает с началом движения «контестации» — самого бунтарского направления в итальянском кино. Мало где и когда сыновья настолько ненавидели своих отцов, как в Италии конца 60-х. Пазолини, бывший кумиром для многих лидеров этого движения, сам в него не вписывался (ибо был старше и «аристократичнее»). И тем не менее «Царь Эдип» оказался, пожалуй, самым откровенным и вместе с тем самым глубоким высказыванием на тему «отца и сына» в европейском кино 60-х — в эпоху леворадикальных молодежных бунтов. (Павел Кузнецов) |
|
|
|
24.07.2011 22:05:00
В фильме, несмотря на атеизм его автора, присутствует явно теологическое измерение - показан человек, для которого тяга к истине важнее признания собственной "вины без вины". Эдип сам, в сознании своего греха, карает себя за то, за что был бы бессилен покарать его полис. Здесь звучит мотив, близкий мотиву "наследственной вины", "первородного греха", звучащий почти по-христиански даже у Софокла.
|
|
|
|
02.08.2011 18:30:00
Есть ли нормальное христианское кино? Хочется посмотреть. Желательно приводить название, а не критику
|
|
|
|
02.08.2011 18:55:00
To Николай Александрович
Те фильмы, которые здесь назывались, в принципе, вполне достойные. Хотя смотря что вкладывать в понятие "христианский кинематограф". |
|||
|
|
02.08.2011 22:05:00
To Mysth
В первых постах на этой странице идёт обсуждение какого-то фильма, написано всё, кроме названия. Фильм про Эдипа смотреть чего-тоне хочется. Апокалипто я посмотрел - похож на обычный боевик. |
|
|
|
02.08.2011 22:16:00
To Николай Александрович
Да нет - там есть названия. "Кислород", "Сталкер", "Кин-дза-дза", "Остров", "Царь", "Поп", "Страсти Христовы". |
||||
|
|
|||