ув. участники. надеюсь вам будет небезынтересно. это часть введения из книги "блаженныен похабы" (культурная история юродства), авт. доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института славяноведения РАН, профессор МГУ и СПбГУ иванов с.а. по-моему очень в тему
"Что же касается шута, с которым чаще всего и со¬поставляют юродивого, то как раз их сходство весьма поверхностно: да, оба живут в вывернутом, ненастоя¬щем мире, и оба не могут состояться без зрителей. Но при этом шут - часть толпы, а юродивый даже в го¬родской сутолоке совершенно один; шут весь в диало¬ге, а юродивый принципиально монологичен; шут по¬гружен в праздничное время, а юродивый - вне вре¬мени; шутовство сродни искусству, а юродство искусст¬ву чуждо. «Смех юродивого - это смех-отражение. Юродивый становится зеркалом для посмеявшихся над убожеством и бессилием, и как это зеркало сам смеется над убожеством и бессилием. Смех юродиво¬го - смех ужаснувшегося своим отражением в зеркале мира»14.
Наша цель - исследовать скорее генетические, а не типологические связи византийского юродства. Разуме¬ется, прослеживать генеалогию того или иного феноме¬на можно на разную глубину. Так, юродскую провока¬цию вполне допустимо уподобить повелению Бога Ав¬рааму принести в жертву родного сына или разрешению Сатане мучить праведного Иова. Можно пойти еще дальше и утверждать, что элемент провокации содер¬жался уже в самом акте Творения, попустившем сущест¬вование в мире зла. Симуляцию же юродивым безумия можно сравнить с кеносисом Иисуса Христа, который, как сказано в Новом Завете, «уничижил Себя Самого, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам...» (Фил. 2:7). О том, что здесь скрывается элемент провока¬ции, свидетельствует смысловое развитие слова скандал: в Новом завете это определение прилагается к самому Иисусу1". Однако в данной работе столь глубокие корни юродства не затрагиваются.
Наша цель - исследовать непосредственное происхо¬ждение, а также оформление и бытование реального культурного феномена, который мог возникнуть лишь во вполне определенных исторических условиях.
Как уже было сказано выше, юродством может назы¬ваться отнюдь не всякая симуляция безумия. Заведомо, в сферу нашего интереса не попадают случаи, когда глу¬пость симулируется в каких-либо целях, не связанных с религией16. Но даже присутствие христианского контек¬ста само по себе еще недостаточно. Например, в одной византийской легенде повествуется о том, как некто ре¬шил уличить вора в краже. «Войдя в церковь, он снял свои одежды и начал прикидываться бесноватым (птаеТу ёоштоу SaL|ioviC6u.6voy), выкрикивая бессвязные слова». Вор в ужасе признался в содеянном, а симулянт «душил его, говоря: святой Андрей приказывает, чтобы ты отдал этому человеку пятьдесят монет». Как только украденное было возвращено, лицедей «взял свои ризы и пристойно оделся»". Хотя симуляция здесь осуществляется в церкви и даже от имени святого, тем не менее она не может име¬новаться юродством, ибо имеет утилитарную, а не мета¬физическую задачу.
То же самое можно сказать о случаях, когда кто-нибудь симулирует помешательство, желая из скромности отка¬заться от высокого назначения. Однажды, к примеру, Еф¬рема Сирина захотели рукоположить в епископы, а он «бросился на площадь и стал представлять из себя поло¬умного (ттаршташу). Он блуждал бесцельно, рвал [на себе] одежду, ел на людях». Так Ефрем лицедействовал до тех пор, пока «его не сочли выжившим из ума (ёВЈш фреуол/)», a епископом не рукоположили другого18. Здесь симуляция есть, а юродства нет.
Заведомо не может называться юродивым и тот корыст¬ный человек, который вступает в сговор с другим, чтобы первый «изображал бесноватого (Scuiiovav mroKptveaGat)», а второй - экзорциста; в этом случае предполагалось, что после симуляции чудесного исцеления оба получат от об¬манутых зрителей подарки. О том, что в Византии встре¬чались псевдоэкзорцисты, свидетельствует житие Авксен-тия (BHG, 199-203)19, а о псевдобесноватых - житие Ла¬заря Галесиота"0.
Неверно считать юродством и симуляцию безумия в це¬лях безопасности. Например, когда св. Домна (BHG, 823) «стала притворно вращать глазами и пускать слюну... изда¬вая бессвязные звуки и то плача, то смеясь»21, она хотела таким способом спастись от языческого суда.
Также не может, в нашем понимании, считаться юрод¬ством «святая простота». Скажем, св. Филарет Милостивый (BHG, 1511-1512), выполняющий самые нелепые прось¬бы и не знающий никакой меры в своем нищелюбии, ни¬чего не симулирует - напротив, он является воплощени¬ем простодушия22. Юродивый же - какой угодно, но только не простодушный.
Православный юродивый - ни в коем случае не ере¬тик и не религиозный реформатор, ибо он не только не призывает никого следовать за собой, но и прямо это запрещает. Юродивый - это и не мистик, поскольку он, в обычном случае, не ставит себе задачи делиться с людь¬ми своим уникальным опытом общения с Богом23.
С нашей точки зрения, юродства не бывает без прово¬кации и агрессии. Под «провокацией» мы понимаем соз¬нательное выстраивание ситуации, вынуждающей кого-либо поступать так, как тот не собирался. «Агрессией» мы называем активность, «взрывающую» устоявшиеся отношения между людьми, нарушающую status quo и са¬мим объектом агрессии воспринимаемую как недружест¬венную.
