http://vif2ne.ru/rkka/forum/files/Zhur/(110128100712)_Frau.jpg  
"Женщины в форме подлежат расстрелу"  

To Батя_МихалЫч
  Из-за этого сейчас не слишком умные люди, забывая свою 1000-летнюю историю, позволяют себе называть древнейший индо-арийский символ, пронесённый русскими сквозь века и испокон веков имевший характер общенородного, «нацистской свастикой»...
 
 
 
 

To DennisM
я тоже - об этом же (намекаю, рассчитывая, что каждый прочитавший сможет сделать выводы самостоятельно)  

blockada.rar Чем меньше ветеранов,тем пышнее парады.По ссылке-фотки неизвестного фотолюбителя из блокадного Ленинграда.

"Аэрофлот" на рейсах 755/756 "Москва - Калининград - Москва" самостоятельно переименовала город Калининград, возвратив ему немецкое название Кёнигсберг (KГ¶nigsberg), которое город носил до 1946 года. Как сообщает корреспондент ИА REGNUM, теперь в объявлениях командиров корабля для пассажиров авиационных судов на английском языке звучит немецкое KГ¶nigsberg.  
 
http://www.regnum.ru/news/polit/1402302.html#ixzz1M96l6XsN  
 

На ВИФ2НЕ.РУ появилась интереснейшая статья о разведке/контрразведке СССР в годы войны и сотрудничестве (а также "сотрудничестве") с союзниками.
Настоятельно рекомендуется к прочтению, телеги длинные, но увлекательные и хорошо иллюстрируют происходившее фактическим материалом, в отличие от советской и сегодняшней пропаганды.
______________________________________
 
От Одессит
 
Добрый день
 
Вывешиваю тут этот отрывок по рекомендации уважаемого коллеги mpolikar.
Думаю, он (отрывок) наглядно проиллюстрирует степень результативности разведывательных оценок на уже вполне зрелом этапе советских спецслужб.
Предварительно отмечу, что в соответствии с приказом НКО СССР от 19 апреля 1943 года № 0071 о реорганизации военной разведки было, в частности, предписано:
"5. При начальнике Генерального штаба Красной Армии создать группу командиров во главе с генерал-полковником т. Голиковым с задачей обобщения и анализа всех поступающих данных о противнике от всех органов разведки и контрразведки (НКО, НКВД, НКВМФ, Главное управление “СМЕРШ” и партизанских штабов)". Теоретически должна была получиться очень мощная и результативная информационно-аналитическая структура. Что же вышло в реальности?
"К сожалению, даже на завершающем этапе войны разведывательное обеспечение высшего военно-политического руководства существенно уступало по уровню разведывательному обеспечению непосредственных потребностей войск. Составление комплексного представления о военно-экономическом потенциале рейха в целом оказалось задачей намного менее более сложной, чем определение состава противостоящей группировки или графика подвоза резервов на тот или иной участок фронта. Наиболее наглядно это отставание демонстрируют два объемных информационных документа Группы по обобщению и анализу сведений о противнике: “Доклад о положении Германии, ее возможных и вероятных планах ведения войны” от 30 июня 1944 года и “Доклад о современном положении Германии и ее возможностях на дальнейшее ведение войны от 18 декабря того же года. Их подписали руководитель группы генерал-полковник Голиков, начальник ГРУ КА генерал-лейтенант Ильичев, начальник РУ ГШ КА генерал-лейтенант Кузнецов, начальник 1-го управления НКГБ СССР комиссар госбезопасности 3-го ранга Фитин, начальник РУ ГМШ ВМФ контр-адмирал Воронцов, а первый из них – еще и начальник 4-го управления НКГБ СССР комиссар госбезопасности 3-го ранга Судоплатов. Представленные в Государственный комитет обороны доклады в основном касаются военных, военно-экономических и военно-политических аспектов, поэтому лучше всего они иллюстрируют результаты работы именно военных разведывательных служб НКО и НКВМФ и в существенно меньшей степени – НКВД.
Сразу же отметим, что политическая сторона оценок является наиболее сильной стороной рассматриваемых документов, зато с военной и экономической дело обстояло заметно хуже. Первый доклад оценивал положение Германии по состоянию на 1 июня 1944 года, когда она, как известно, достигла высшей точки своего военного производства. Однако в документе указывалось (сохранена орфография первоисточника, добавлена пропущенная круглая скобка – И. Л.): “Состояние экономики Германии характеризуется… б) большим снижение об’ема производства главных видов военной промышленности в 1944 году по сравнению с 1942 годом:
по танкам – на 27% (1942 г. – 1167 танков в месяц, 1944 г. – 850 танков);
по самолетам – на 27,3% (1942 г. – 1740 самолетов в месяц, 1944 г. – 1270 самолетов);
по подводным лодкам – на 41 – 42% (1942 г. – 26 лодок в месяц, 1944 г. – 15 лодок);
по стрелково-артиллерийскому вооружению и боеприпасам – на 27 – 30%” .
Между тем, действительные тенденции были совершенно противоположными. Месячное производство бронетанковой техники за указанный период выросло с 775 до 2275 единиц, при этом ее суммарный боевой вес вырос с 11666 до 51833 тонн, то есть в 4,44 раза. Динамика по самолетам (с учетом штурмовых и грузовых планеров) выглядела почти столь же благополучно: 1284 и 3383, то есть наблюдался рост в 2,63 раза. Тоннаж построенных в 1942 и 1944 годах подводных лодок составлял соответственно 193 и 234 тысячи тонн, прирост составил более 22%. Стрелково-артиллерийское вооружение в 1942 году было произведено в количестве 1766 тысяч единиц, боеприпасы – в количестве 1270 тысяч тонн. Аналогичные показатели в 1944 году составили 3765 тысяч единиц и 3350 тысяч тонн, рост производства соответственно составил 213% и 264% . Как видим, ошибки в документе носили системный характер и не только не соответствовали фактическим абсолютным величинам, но и вводили в заблуждение относительно общей тенденции.  
В докладе от 18 декабря приведенные ранее показатели несколько откорректированы. В частности, со ссылкой на агентурные данные ГРУ, выпуск боевых самолетов во второй половине года оценивался в 1800 машин в месяц , но и эти данные оказались весьма далеки от реальности. Среднемесячный выпуск танков и самоходных орудий за этот же период был оценен в 650 – 750 единиц , то есть занижен по сравнению с реальным в 3,0 – 3,5 раза. Несколько меньшее, но тоже значительное расхождение с действительностью наблюдалось и в оценке выпуска стрелково-артиллерийского вооружения.
Анализировать военное производство Германии, подробно и непротиворечиво учтенное в первоисточниках, достаточно просто. Сложнее с людскими и материальными потерями, по которым в различных источниках приводятся различные, порой весьма отличающиеся друг от друга цифры. Однако по состоянию на 31 декабря 1944 года вопрос об итоговых немецких потерях в войне исследован вполне точно, а весьма спорен он, прежде всего, из-за сбоев в системе документального учета уже после января 1945 года, неясности с числом погибших в плену военнослужащих и неудовлетворительной постановкой учета погибших в тыловых и обслуживающих частях, подразделениях и учреждениях. Поэтому данные за 1944 год сомнений не вызывают. Суммарно по вермахту и СС, по данным Центрального бюро учета потерь личного состава при генеральном штабе ОКВ, исследуемый показатель составляет 1965324 человека убитыми и умершими от ран, 1858404 человека пропавшими без вести или взятыми в плен. Очевидно, что, в любом случае, за последние шесть месяцев 1944 года германские безвозвратные потери никак не могли достичь двух миллионов, как утверждается в докладе от 18 декабря. По сухопутным войскам, составлявшим подавляющую часть вермахта по численности и соответственно несшим самые большие в абсолютных величинах потери, безвозвратная убыль с июня по ноябрь 1944 года оценивается в 1234839 человек (включая войска СС).  
Существенно занижалась в докладах общая численность вооруженных сил Германии, в 1942 году составлявшая якобы 9,2 миллиона человек, а в 1944 – 8,2 миллиона. По обнародованным после войны данным, в июле 1944 года в действующей армии находилось 4,4 миллиона человек, в армии резерва – 2,5 миллиона, в кригсмарине – 0,8 миллиона, в люфтваффе – 2 миллиона, в войсках СС – около 0,5 миллиона – всего около 10,2 миллионов человек. Бесспорно, ошибка в оценке численности вооруженных сил противника на целый миллион существенно дезориентировала ГКО.
Весьма сомнительна и достоверность подсчета людских ресурсов Германии. В докладе от 30 июня 1944 года количество военно-пригодных в возрасте от 18 до 55 лет оценивается в 19400 тысяч человек, из которых призвано в вооруженные силы 15700 тысяч. Общий остаток исчислялся в 3700 тысяч, в том числе для оставления в народном хозяйстве и госаппарате – 3200 тысяч, следовательно, резерв для мобилизации оценивался в 500 тысяч человек, а в случае мобилизации старших возрастов и фольксдойче он прогнозировался на максимальном уровне 800 тысяч. Методика подсчета была явно порочной, поскольку не учитывала возможностей пополнения из резерва и за счет выздоравливающих. Только с августа по октябрь 1944 года и только сухопутные войска получили пополнение в количестве 288 тысяч человек. Средний показатель составил 96 тысяч человек, что вполне соответствовало директиве начальника генерального штаба сухопутных войск генерал-полковника Гудериана от 2 ноября 1944 года, требовавшего ежемесячного пополнения в количестве 90 – 100 тысяч человек. В докладе от 18 декабря ошибки предыдущего документа были существенно откорректированы, применена более прогрессивная методика подсчета, учтены формирования “фольксштурма” (народного ополчения).
Приблизительно соответствовала действительности оценка некомплекта личного состава в германских дивизиях, поскольку в среднем по сухопутным войскам к концу июня 1944 года таковой достигал 67%. Зато абсолютно ошибочным являлось указанное в докладе от 30 июня сокращение парка танков первой линии (6500 по сравнению с 10500 в 1942 году) и боевых самолетов (соответственно 6100 и 6700). На самом деле парк танков первой линии (без учета типов I, II, танков чехословацкого производства и неполностью бронированных орудий на самоходных лафетах) в июле 1942 года насчитывал 4251 машину, а в июне 1944 года, с учетом исключения из первой линии танков типа III – 9367 машин, то есть имела место совершенно обратная тенденция, усиленная существенным повышением качества техники за счет вывода из первой линии устаревших образцов. Оценка численности самолетного парка люфтваффе также не отражала его увеличение, но в данном случае динамика процесса была несколько иной, а сами величины – весьма завышенными. Фактически на 27 июля 1942 года германские ВВС располагали 3500 боеготовыми самолетами, из них на Востоке 1886, на 31 мая 1944 года – 4928, из них на Востоке 1819, и на 10 января 1945 года – 4566, из них на Востоке 1625.  
Значительные ошибки содержались в оценке безвозвратных потерь германских вооруженных сил за период с июля по декабрь 1944 года. В докладе от 18 декабря, помимо уже упоминавшейся нереальной двухмиллионной величины людских потерь, приводились данные об уничтоженных 7000 танков и 10000 самолетов (в том числе на советско-германском фронте 6000). В действительности за этот период потери танков и самоходных артиллерийских установок в вермахте составили 4547 машин, а потери самолетов за 12 месяцв 1944 года – 9768 машин, в том числе на советско-германском фронте - 2408. Нетрудно подсчитать, что первый показатель оказался завышенным более, чем в 1,5 раза, второй (условно принимая потери по 1944 году равномерными) – в 2,05 раза, а для Восточного фронта даже почти в пять раз.
Оцениваемые документы изобилуют цифрами, и их детальное исследование представляет собой отдельную большую тему. Однако, по мнению автора, даже приведенный краткий анализ вполне позволяет сделать обоснованный вывод о том, что оба доклада оказались весьма дезориентирующими в части военного производства Германии, ее потерь и ресурсов. Близкими к истине были оценки политического положения рейха, но таковые буквально лежали на поверхности и не требовали работы ни многотысячного аппарата разведчиков во всех звеньях и уровнях трех наркоматов, ни даже серьезной группы аналитиков. Нам неизвестно, какие выводы были сделаны в высшем руководстве государства после того, как обнаружились реальные цифры. Судя по всему, это произошло достаточно поздно, руководители разведывательных органов и служб давно сменились, так что, скорее всего, никакой реакции так и не последовало".  
 
Ссылки по всем цифровым данным у меня есть, просто тут я их поскипал ради удобоваримого вида постинга. Кому интересно - даю источники по первому требованию. Клянусь. Век сериалов не видать! ))  
 
С уважением www.lander.odessa.ua  

По взаимодействию с созниками - часть 1. Поляки.
 
Немедленно после нападения Германии на Советский Союз Лондон и Москва ус-тановили между собой союзнические отношения. К ним присоединилось и польское эмигрантское правительство, как впоследствии оказалось, ненадолго. Соединенные Штаты Америки пока не входили в антигитлеровскую коалицию и числились нейтральными, однако на деле примыкали к ней, и даже не слишком сведущим в политике людям было ясно, что очень скоро к войне присоединится и Вашингтон. В связи с этим разведывательные службы СССР, Великобритании и США уже в самом начале войны выработали систему взаимодействия и обмена информацией о противнике и собственных вооруженных силах. Контакты вначале осуществлялись через военных и военно-морских атташе (ВАТ и ВМАТ), а позднее в союзных столицах были аккредитованы военные миссии, основной задачей которых являлась выработка всех вопросов военного сотрудничества. Существен-ным его элементом было партнерство в области разведки, прежде всего военной.  
 
Разведывательное партнерство советской стороны с поляками продлилось полтора года. 30 июля 1941 года был подписан союзный договор между СССР и эмигрантским правительством Польши, создавший основу для сотрудничества в области военной разведки генштаба РККА и штаба главного командования Союза вооруженной борьбы (ЗВЗ). Руководство РУ с уважением относилось к польскому подполью и понимало его агентурные возможности. Они стали еще привлекательнее после получения советской военной миссией в Лондоне ряда предоставленных британцами материалов со ссылкой на источник. 14 августа в Москве заместитель начальника генштаба РККА генерал-полковник А. М. Василевский и бригадный генерал Зигмунт Шишко-Богуш подписали договор об об-мене военными миссиями при главных командованиях. Польская сторона направила в Советский Союз майора Леона Бортновского, офицером связи в Лондоне стал майор А. Ф. Сизов, занявший пост военного атташе СССР при эмигрантских правительствах Югославии, Чехословакии и Польши. 25 сентября 1941 года премьер-министр и главнокомандующий армией генерал Владислав Сикорский передал через Бортновского ряд предло-жений по разведывательному сотрудничеству определявших, в частности, следующие основы для взаимодействия:
1. Обмен разведывательной информацией об обстановке в Германии должен происходить в Лондоне.
2. Польская военная миссия в Москве устанавливает радиосвязь со своим развед-ентром, находящимся на территории Польши.
3. Штаб польской разведывательной организации организует агентурные сети в германском тылу и ведет разведку, в частности, на территории к востоку от границы по Бугу вплоть до линии Рига – Минск – Мозырь – Житомир – Винница.
4. Красная Армия организует парашютные заброски и техническое снабжение польских агентов, забрасываемых с советской территории.
Нетрудно увидеть, что предложения генерала Сикорского были направлены на то, чтобы явочным порядком закрепить доминирование поляков на ранее принадлежавшей им территории и в обязательном порядке учесть это на дипломатических переговорах после победы. Летом 1941 года до разгрома вермахта было еще очень далеко, но польский премьер смотрел вперед и стремился заложить фундамент возвращения Польшей утра-ченных в 1939 году территорий. Примечательно, что против предложений Сикорского возражал даже полковник Йозеф Смоленский, начальник отвечавшего за разведывательное взаимодействие с Великобританией VI отдела собственного штаба генерала. Однако его протест имел совершенно иную природу, полковник требовал вести всю разведку исключительно через подпольные структуры ЗВЗ. Построение связи агентурных сетей с центром планировалось исключительно по вертикальному принципу, причем только с Лондоном. После нескольких раундов переговоров компромисс был достигнут на следующей основе:
1. Предоставление информации советской стороне должно осуществляться через миссию в Лондоне.
2. В исключительных случаях возможна прямая связь Варшава – Москва.
3. Передача заданий-ориентировок польской стороне должна осуществляться через майора Бортновского.
4. Агентурная сеть ЗВЗ “Вахлаж” может действовать на востоке, но не далее ближних тылов германских войск.
5. Советская сторона оказывает польским агентам содействие в пересечении линии фронта.
6. Возможно использование в разведывательной работе польских и советских военнослужащих.
В соответствии с этими основополагающими принципами в середине сентября 1941 года было официально начато сотрудничество СССР с эмигрантским польским правительством в области разведки. 20 сентября комиссар госбезопасности Г. С. Жуков передал бригадному генералу Шишко-Богушу первый запрос относительно состава сил группировки вермахта на Восточном фронте. Главными областями заинтересованности советской стороны являлись:
– дислокация, организация и руководство германских войск;
– их моральный дух;
– потери и пополнения;
– люфтваффе;
– транспортный флот, железнодорожный транспорт и размещение запасов снабжения, в первую очередь складов ГСМ;
Вторую группу менее насущных вопросов составили:
– военное производство в Германии и оккупированных странах;
– настроения населения рейха;
– обстановка в руководстве НСДАП и аппарате безопасности;
– сведения об организации администрации на оккупированных советских территориях.
Сотрудничество несколько активизировалось после назначения на должность на-чальника польской разведки полковника Станислава Гано. В результате потепления отношений в начале 1942 года в Серебряном Бору под Москвой был открыт польский радиоузел под кодовым обозначением “Висла”, однако из-за технических проблем его первый сеанс связи состоялся только 11 апреля. Так была установлена двусторонняя связь с разведцентром главного командования АК “Ада” на занятой вермахтом территории. В течение 1942 года запросы РУ/ГРУ ГШ КА касались:
– группировки вермахта на Востоке;
– воинских перевозок к фронту и обратно;
– перегруппировки германских сил и подготовки к наступлению;
– снабжения войск;
– специальных приготовлений (фортификация, газовая война и т. п.);
– морального духа германских военнослужащих.
28 апреля 1942 года польская сторона предоставила данные о 90 воинских частях вермахта, 29 апреля – о расположении воинских складов на различных участках фронта от Риги до Аккермана. В период с 6 по 17 июня в контактах наступил перерыв из-за разгрома германской контрразведкой радиоузла 1-й пехотной дивизии АК в Варшаве. Перебой в предоставлении информации был в незначительной степени восполнен через Лондон. Од-нако советская сторона в течение всего лета 1942 года неоднократно указывала союзникам на снижение уровня получаемой информации и на то, что точка “Висла” в связи с этим не в полной мере выполняет задачи, которые ставились перед ней при ее создании. Особое неудовольствие руководства генштаба СССР вызвало то обстоятельство, что разведка АК не смогла вскрыть приготовления немцев к наступлению на Северный Кавказ. 29 июля Г. С. Жуков уведомил Бортновского, что в связи с эвакуацией из СССР армии Андерса радиоцентр “Висла” будет закрыт. Следует отметить, что на данном этапе контакты между двумя разведывательными службами продолжали поддерживаться. Всего за 1942 год поляки передали советской стороне 170 разведывательных отчетов, а до марта 1943 года – еще 35. И лишь после полного разрыва дипломатических отношений СССР с лондонским правительством Польши сотрудничество в этой области было полностью свернуто.
Зато в ходе этого недолгого партнерства советская контрразведка вплотную столкнулась с активной работой польской разведки против СССР. Помимо общих пропагандистских акций среди этнических поляков, офицеры разведки из армии Андерса, работая с позиций курсов по подготовке польских офицеров разведки в Туркмении, пытались вербовать на территории СССР агентуру и изучали приемы и методы оперативной работы советских спецслужб. Проведенные оперативные разработки позволили контрразведывательному отделу НКВД Узбекской СССР разгромить резидентуры польской разведки в Ташкенте, Янги-Юле, Кзыл-Орде и некоторых других населенных пунктах Средней Азии и Казахстана.

По взаимодействию с союзниками. Часть 3. США и Великобритания
Добрый день
 
Советско-британское сотрудничество было намного более продуктивным, однако оно постоянно омрачалось беспокойством Лондона по поводу сохранения секретности предоставленных СССР материалов. 13 декабря 1941 года “Миссия 30” официально уведомила генерала Панфилова о вскрытии советских военно-морских кодов германской морская дешифровальной “Службой Б”. Плодотворному партнерству помешало также уничтожение британским посольством при октябрьской эвакуации дипломатических представительств из Москвы всех своих архивов, в том числе и относящихся к военному сотрудничеству. Самой ощутимой потерей явилась утрата материалов по боевому составу люфтваффе, не имевших копий. После окончания суматохи с переездом Макфарлен обнаружил полное отсутствие в Куйбышеве органов управления Красной Армией, без взаимодействия с которыми терялся сам смысл работы “Миссии 30”. Настоятельные просьбы генерала о возвращении в Москву результатов не возымели, и в течение шести недель отправить в Лондон ему было нечего. Зато весьма успешно работали косвенно подчинявшиеся ему военно-морские миссии на Черном море и на Севере, сумевшие установить конструктивное сотрудничество с советскими моряками. Между коллегами сложились весьма дружественные отношения, позволившие составить и направить в Адмиралтейство трехстраничный отчет “Русские на ужине” с достаточно лестным анализом психологии советских офицеров.  
Все это происходило в условиях периодических трений по поводу разведывательной и пропагандистской деятельности британских моряков в СССР. Органы госбезопасности традиционно рассматривали британцев как едва ли не больших врагов, чем немцы, хотя далеко не всегда обоснованно. Уже 20 августа 1941 года появилась директива НКВД СССР № 41/407 за подписью заместителя наркома В. Н. Меркулова об агентурно-оперативных мероприятиях по пресечению деятельности английской разведки на советской территории, гласившая: “Перед контрразведывательным аппаратом органов НКВД как в центре, так и на местах стоит важная и ответственная задача – своевременно установить надежное наблюдение за действиями английских разведчиков и на всем пути их ра-боты подставить им нашу агентуру, добиваясь того, чтобы вся шпионская и диверсионная сеть, которую англичане намереваются насадить в СССР, находилась бы под нашим контролем” . Вместе с тем, изучение архивов НКВД не дает основания утверждать, что в 1941 году какие-либо британские морские офицеры вели в СССР агентурную разведку, и уж совершенно нелепо выглядят заявления о диверсионной сети. Все донесения агентов и информаторов по этому поводу содержат лишь домыслы или же факты, вполне естественные для поведения сотрудников военной миссии. Например, следует признать нормальным явление ведение ими оперативных карт с особыми обозначениями, сбор информации методами изучения открытых источников и опроса советских граждан без признаков попыток привлечения их к негласному сотрудничеству. Агентурные сообщения по этому вопросу изобилуют общими фразами и постоянно обращают внимание на проявленный тем или иным сотрудником миссии большой интерес к чему-либо или же, например, на его заданный лоцману вопрос о глубинах на фарватере. Безусловно, освещение обстановки вокруг этих офицеров являлось достаточно важной задачей, но нагнетание шпионома-нии в данном вопросе следует признать абсолютно неоправданным. Тем не менее, 19 сентября 1941 года Сталин во время встречи с послом Криппсом заявил ему о ведении антисоветской пропаганды некоторыми морскими офицерами из “Миссии 30”. Как известно, в СССР определение пропаганды являлось весьма растяжимым и удобным для применения понятием, но уже 2 октября эти моряки были отозваны. На той же встрече верховный главнокомандующий утверждал, что получаемая от Лондона информация не всегда точна, и выразил мнение, что причиной этого может являться проникновение германских агентов в британскую военную разведку. “Миссия 30” не оставалась в долгу и информировала ОКР о практической неспособности Красной Армии оказывать сопротивление вермахту. В результате подобных поверхностных оценок в Лондон зачастую уходила весьма ненадежная информация о положении дел на Востоке. Например, составленный в самый канун советского контрнаступления под Москвой доклад Объединенного комитета по разведке № JIC(41)452 предсказывал стабилизацию фронта на подступах к советской столице, активизацию наступления вермахта на юге СССР, захват и удержание Ростова. Как известно, уже через четыре дня прогноз был полностью опровергнут по всем пунктам. Возможно, по этой причине с марта по апрель 1942 года в Лондоне обсуждался вопрос о замене руководства “Миссии 30”. 19 мая генерал отбыл из СССР на пост губернатора Гибралтара, а ее временным руководителем стал адмирал Е. Арчер.
Продолжались попытки развития сотрудничества по линии “Y”. ГРУ предоставило ответственному за взаимодействие в области радиоперехвата сотруднику “Миссии 30” Эдуарду Крэнкшоу трофейную книгу позывных (издание “Е”). В это время в ПШКШ ошибочно заключили, что их коллеги из СССР готовы к чтению закрытой с помощью “Энигмы” переписки. Одновременно искренно стремившийся к сотрудничеству с союзником Крэнкшоу в ответ на запрос Лондона относительно советских успехов во вскрытии японской шифрпереписки поинтересовался возможностью перевода сотрудничества на более высокий уровень. Из ПШКШ немедленно поступил категорический запрет. Пози-цию криптоаналитиков не вполне разделяло Адмиралтейство, стремившееся расположить на советском Дальнем Востоке пост радиоперехвата японских переговоров. Однако все подобные просьбы, исходившие как из Лондона, так и из Вашингтона, Москва неизменно отклоняла по причине нейтралитета с Японией. Британцы, судя по всему, ожидали подобного ответа и не стали дискутировать по этому поводу. Более того, они передали представителю ГРУ майору Тулбовичу позывные люфтваффе, облегчающие идентификацию воздушных эскадр. 23 марта 1942 года Крэнкшоу предложил совместно вскрывать шифры и коды полицейских организаций рейха. Это встретило полное понимание, и уже через несколько дней работа начала осуществляться весьма интенсивно. В этой деликатной области взаимодействие двух государств оказалось очень продуктивным. В качестве знака осо-бого расположения ненадолго отбывавшему в Лондон в мае 1942 года Крэнкшоу предос-тавили 15 мешков перехваченной японской почты в подарок для министерства экономи-ческой войны.  
 
Отношения с американцами развивались иначе, что с удовлетворением воспринимали британцы, в любой обстановке старавшиеся не допустить Соединенные Штаты к дипломатическим и разведывательным делам в Европе, а также на Ближнем и Среднем Востоке. В период до начала 1942 года США не воспринимали СССР как партнера по обмену разведывательной информацией и вели себя соответственным образом. Мичела даже просил разрешения МИД (имеется в виду военная разведка) покинуть свой пост и уехать, но не получил согласия руководства. Разведывательное сотрудничество с Вашингтоном начало оживляться лишь весной 1942 года, причем не в Москве или Куйбышеве, а во Владивостоке. Именно там консул Соединенных Штатов А. Уард полуофициальным путем получил информацию о трениях в советско-японских взаимоотношениях и о военных приготовлениях Красной Армии в Приморье и Забайкалье. Американцы собирали разведданные и неофициальным путем с использованием, совершавших поездки по маршруту Москва – Владивосток дипломатических курьеров. Совершенно очевидно, что такая визуальная разведка примыкавших к железной дороге районов ничего существенного дать не могла. Кроме того, контрразведка отслеживала каждую такую поездку, официально заявлявшуюся в НКИД, и имела полную возможность изменить график следования тех воинских поездов, которые показывать американцам было нежелательно. Но постепенно стало устанавливаться и открытое сотрудничество, причем по инициативе советской стороны. В апреле 1942 года майору Мичела предоставили советскую винтовку образца 1891/30 года, (вряд ли она представляла для армии Соединенных Штатов какой-либо секрет), германский пулемет и шесть сбитых самолетов люфтваффе, в том числе “Хе-111” и “Ме-109”. В июне все они были отправлены морем в США. В самом конце апреля американцам вручили образец советского противотанкового ружья и начали регулярную передачу крайне важных для военных синоптиков сводок погоды над СССР, а в мае Мичела получил разрешение детально обследовать советские танки. ГРУ сообщало ему много информации по японской армии, детали дислокации ВВС Германии в Норвегии и другие важные данные. Постепенно атташе начал изменять свой скептический взгляд на Красную Армию. Взаимоотношения флотов СССР и США также несколько улучшились после прибытия в Мо-скву нового ВМАТ капитана 1-го ранга Джека Дункана. Однако главной причиной потепления советско-американских отношений послужило, естественно, не разведывательное сотрудничество, а поставки по ленд-лизу и экономическая мощь Соединенных Штатов, игнорировать которую было невозможно.  
В области радиоперехвата сотрудничество СССР и США практически не развивалось. Американцы не располагали в Европе постами перехвата, не работали по германским шифрам, не направили в Москву представителя своих криптографов и поэтому представляли для Советского Союза крайне незначительный интерес. Несмотря на это, им все же передали 11 ящиков трофейной германской радиоаппаратуры. Британцы же расширяли и углубляли взаимодействие по линии “Y”. Возвратившийся 4 сентября 1942 года Крэнкшоу предложил разместить в Москве группу британских дешифровальщиков для вскры-тия германских армейских шифров прямо на месте. Советская сторона повысила уровень сотрудничества и вместо майора Тулбовича назначила для связи генерала Дубинина (вероятно, обе фамилии являлись псевдонимами). Наконец британцы получили и долго ожидаемое разрешение на открытие в Полярном поста перехвата. Однако уже к 1 декабря 1942 года армия прекратила сотрудничество с ними в этой области, а в феврале 1943 года ее примеру последовал ВМФ. Кроме того, из-за передачи несанкционированных шифрованных радиограмм Крэнкшоу получил предписание убрать оба своих передатчика и ос-тавить только приемники, как, собственно, и положено на посту перехвата. Теперь перехваты передавались из Полярного в Москву по кабелю. НКВД требовал вообще убрать эту точку, но в марте 1943 года Молотов к которому напрямую обратился Форин офис, вмешался в эту историю и разрешил ей функционировать далее. Однако неплохое ранее взаимодействие теперь ухудшилось из-за обиды британцев, переставших делиться с советскими коллегами наиболее существенными материалами перехватов. Так продолжалось до зимы 1943 года. У британской стороны накопилось немало обид, и 10 декабря контр-адмирал Дж. Майлс заявил формальный протест на отношение союзника к сотрудничеству. Он утверждал, что “Миссия 30” регулярно передавала СССР информацию о составе сил вермахта, а советские офицеры даже не брали с собой на встречи тетради, в которых могли бы делать записи. Протест отклонили, но 1 января 1943 года конфликт разгорелся с новой силой. Открытая сводка Совинформбюро среди других окруженных в районе Сталинграда частей вермахта упомянула германские 6-ю танковую и 306-ю пехотную дивизии. Британская разведка безуспешно разыскивала их с ноября 1942 года, о чем ГРУ прекрасно знало. На этот раз советская сторона заявила без уверток, что Лондон обязан таким отношением к его нуждам своей позицией в отношении открытия второго фронта.  
Скрытные англичане не делились с американцами возникшими трудностями, и те не имели представления о существовавших проблемах. Наоборот, они полагали, что партнерство Лондона с Москвой носит настолько дружественный характер, что просили руководителя “Миссии 30” помочь им улучшить взаимодействие с советской стороной. ГРУ, вероятно, с санкции Сталина или Молотова решило сделать очередной ход в этой военно-дипломатическо-разведывательной игре и продемонстрировать, что американцы игнорируют советские интересы. В марте 1943 года НКИД СССР официально запросил посольство Соединенных Штатов Америки в Москве о предоставлении “тактико-технических элементов новейшего американского линкора, крейсера, эскадренного миноносца и под-водной лодки, схем и общих видов торпед”, а также деталей конструкции шифровальных аппаратов. В очень резком ответе военно-морского атташе Дункана эти требования назывались беспрецедентными, обстановка стала накаляться. В это же время в Москву прибыла миссия США по ленд-лизу, во главе которой находился профессиональный разведчик полковник П. Файмонвилл. Во время поездок по СССР он не пренебрегал сбором информации, однако специально этим не занимался и другими разведчиками не руководил. Тем не менее, НКГБ не мог пропустить возможность разработки установленного офицера иностранной спецслужбы и добился в этом успеха. К полковнику подвели агента “Электрика”, якобы случайно познакомившегося с американцем около Большого театра. В обязанности главы миссии даже близко не входила вербовочная работа, но Файмонвилл решил вспомнить прошлое. Полковник выдал себя за советского гражданина, а после спектакля пригласил “Электрика” в свою квартиру, где ненавязчиво попытался установить его данные и разведывательные возможности. Как и следовало ожидать, приманка НКГБ выглядела весьма привлекательно. Агент якобы желал шить широко, но испытывал определенные финансовые сложности, располагая при этом доступом к государственным секретам СССР. Американец решил продолжить контакт и отвез “Электрика” домой на своей машине, причем по дороге проверялся и раскрыл наличие профессиональных навыков выявление наружного наблюдения. Поведение Файмонвилла следует оценить как глубоко дилетантское. Прежде всего, верхом легкомыслия в его статусе являлось проведение даже не вербовки, а только прощупывания незнакомого человека, поскольку это могло скомпрометировать (а фактически и скомпрометировало) миссию Соединенных Штатов по ленд-лизу. Далее, профессионал должен был знать, что наружное наблюдение зачастую и устанавливается только для того, чтобы объект продемонстрировал имеющуюся у него специальную подготовку и выявил тем самым свою принадлежность к разведке. Именно это и произошло в данном случае. Кроме того, полковник раскрыл “Электрику” круг интересовавших его вопросов и позволил выявить некоторые свои связи, а также буквально подставился под дезинформацию контрразведки. В результате не только разведка США понесла определенный урон, о котором в то время еще не подозревала, но и НКГБ убедился, что прибывшие в СССР американцы практически поголовно занимаются шпионажем. Дальнейшие действия контрразведки были совершенно адекватными. Она окружила весь персонал американских дипломатических и военных учреждений плотной сетью своей агентуры, причем работала на опережение и заблаговременно создавала агентурные позиции в местах вероятного появления граждан США. Разработка велась весьма основательно и начиналась еще до прибытия сотрудников посольства и миссий в СССР. По-скольку их списки представлялись в НКИД заблаговременно, НКГБ через резидентуры в Вашингтоне и Нью-Йорке успевал выяснять биографические данные этих людей, этапы карьеры, особенности их характера, сильные стороны и возможные уязвимые места, на-клонности и иные, даже отрывочные и на первый взгляд малозначительные сведения. В ряде случаев это помогло оказать сильное психологическое воздействие на объекты, когда, например, в Мурманске сотруднику военно-морской секции миссии США сообщали о пристрастиях его друга в Канзасе или о дальнейшей судьбе оставленной им пять лет назад любовницы. Подобные методы создавали у многих ощущение своей незащищенности в любом уголке мира перед всесильной и всезнающей организацией и в ряде случаев спо-собствовали успешному проведению вербовок. Сотрудники посольства Соединенных Штатов в Москве находились под особым контролем. Сил 2-го управления НКГБ и УНКГБ по Москве и Московской области вполне хватало на то, чтобы завести дела агентурной разработки на весь без исключения дипломатический корпус и технический персонал и обеспечить их агентурой. При этом не делалось разницы между установленными разведчиками и сотрудниками посольства, на которых не имелось никаких компрометирующих материалов. Подобный масштаб разработки был применен впервые и принес по сравнению с затраченными ресурсами весьма скромные результаты, однако позволил получить большой задел информации для послевоенных агентурных операций.
 
1943 год в советско-американском и советско-британском разведывательном сотрудничестве явился во многих отношениях этапным. К его окончанию бывший майор Мичела стал уже генералом и отбыл в Вашингтон на должность начальника советской секции МИД, а еще больший недоброжелатель СССР Итон возглавил в армии США секцию по обмену научно-технической информацией с Советским Союзом. Летом 1943 года в Москву прибыл новый постоянный руководитель “Миссии 30” генерал Клиффорд Ле Кесно Мартель, враждебно настроенный к “азиатам, которых мы никогда не понимали”. Его хорошо принял Сталин, но генерал, тем не менее, ощущал себя буквально в стане врага и сразу же превратил миссию в подобие военного лагеря. Мартель явно собирался продемонстрировать Лондону нежелание СССР сотрудничать, однако ГРУ вовремя успело сделать встречный шаг и выдвинуло предложения, которые британцы не смогли принять из-за ограниченности своих возможностей. Новый руководитель “Миссии 30” являлся признанным авторитетом в теории танковой войны, а одна из его книг до войны даже вышла в Воениздате. Кроме резкого и почти демонстративного неприятия советского режима, он отличался крайней эксцентричностью и везде рассказывал о своих охотах на тигров. В то же время Мартель оказался большим любителем командовать и попытался подмять своего номинального подчиненного контр-адмирала Дугласа Фишера, руководившего военно-морской секцией миссии. Однако здесь его постигла неудача. Равный ему по званию старший офицер другого ведомства Фишер прекрасно знал местную ситуацию, плодотворно сотрудничал с ВМФ СССР и не собирался уступать пришельцу. 16 июня произошло еще одно неприятное для Мартеля событие. На должность руководителя авиационной секции “Миссии 30” прибыл маршал авиации Джон Баббингтон, превосходивший по званию своего номинального начальника. Кроме того, энергичный маршал был полон решимости защищать свои позиции, и вскоре все три ветви британской военной миссии увязли в ожесточенных кабинетных интригах. От этого выиграл лишь СССР, поскольку желавший утвердить свое превосходство над подчиненными Мартель передал советской стороне секретный британский скоростной бомбардировщик “Москито”. Это буквально взбесило Баббингтона, но в итоге руководитель миссии все же одержал верх над авиатором. В сентябре, через три месяца после своего прибытия в Москву, маршал возвратился в Лондон. Все это время Советский Союз демонстрировал, что все происходящее его не касается, и продолжал давать дозированную информацию по собственным вооружениям и составу сил вермахта. Летом англичане детально изучили средний танк Т-34 и фронтовой истребитель Як-3, получили экземпляр противотанкового ружья и некоторые образцы реактивных снарядов. Обмен происходил на взаимной основе. Руководителю советской военной миссии в Лондоне контр-адмиралу Н. М. Харламову англичане вручили экземпляр “Энигмы”, а два криптографа готовились отправиться на стажировку в Велико-британию (без допуска в Блечли-Парк). Однако, как уже указывалось, советская сторона строго соблюдала нейтралитет по отношению к Японии и неизменно отклоняла все исходившие от союзников предложения о сотрудничестве по этому направлению.  
В самом конце 1943 года ответственный за контакты с британцами представитель ВМФ СССР по ошибке вручил им вместо отчета секретную инструкцию наркомата на семи страницах, регламентирующую тактику переговоров с союзниками. В документе имелся список тем, действительно интересовавших советский флот, но обычно камуфлировавшихся второстепенными вопросами. Кроме того, в инструкции содержалось недвусмысленное указание не предоставлять британским и американским офицерам никакую важную информацию, что, в общем, подтверждало существовавшие и раньше подозрения. Документ наглядно демонстрировал истинную позицию СССР в разведывательном партнерстве с Западом и вызвал среди сотрудников “Миссии 30”сенсацию. Встал вопрос, как вести себя дальше. Раздувать скандал явно не стоило, поскольку британцы и сами были далеко не безгрешны, поэтому вначале они собирались с невинным видом вернуть документ и таким способом получить психологическое преимущество над советской стороной в дальнейших взаимоотношениях. Однако Мартель и Фишер решили промолчать и подождать развития ситуации. Судя по отсутствию реакции советской стороны и продолжавшейся работе злополучного офицера, он не только не доложил об инциденте, но и каким-то образом сумел отчитаться за его пропажу или скрыть ее. Тогда британцы просто приняли случайно доставшиеся им инструкции к сведению и никогда не упоминали о них.  
В течение зимы 1943 – 1944 года продолжалось сотрудничество в области радиоперехвата. Пост в Полярном работал в нормальном режиме, однако советская сторона за-претила установку там новых шифровальных машин и настоятельно потребовала сократить объем передаваемой информации. 13 декабря 1943 года Мартель проинформировал ГРУ о том, что германские криптоаналитики явно читают закрытую советскую переписку и, хотя затруднился назвать скомпрометированные коды или шифры, но указал, что ОКВ имеет полную информацию о боевом составе Красной Армии. Никакие меры по повыше-нию безопасности переписки после этого приняты не были, и это заставляет предполо-жить преднамеренность утечки дезинформационных материалов к противнику. Существует предположение, что это явилось отголоском радиоигры “Монастырь”.
Следует отметить, что роль “Миссии 30” летом 1943 года в информировании СССР о планировавшейся вермахтом наступательной операции в районе Курского выступа (“Цитадель”) равна нулю. О намерениях ОКВ ее сотрудники явно даже не догадывались, и последовавшие события стали для них полной неожиданностью. В отличие от британцев, американцы косвенным путем из дешифровки закрытой переписки между Токио и послом Японии в Берлине генералом Хироси Осима сумели определить общие намерения немцев и сообщили о них СССР. Почерпнутые из перехватов сведения предоставлялись советской стороне по каналу “Мэграш” (“Mag[ic] + Rus[sia]”). В разведывательном партнерстве с Красной Армией это сразу же вывело американскую военную миссию вперед по полезности, хотя взаимоотношения с ней в 1943 году все же отличались двойственностью. С од-ной стороны, она практически полностью состояла из офицеров, резкие антисоветские настроения которых были слишком демонстративны, чтобы остаться незамеченным. Боль-инство из них являлись непримиримыми противниками советского строя, и в НКГБ это прекрасно знали. С другой стороны, межгосударственные отношения СССР и США, а также личные контакты Сталина и Рузвельта предопределяли некоторое преимущество американцев перед британцами в разведывательном партнерстве. Это выражалось прежде всего в отношении к Японии. В соответствии с требованиями международного права, самолеты ВВС США, совершившие вынужденную посадку на территории СССР после бомбардировок объектов на Японских островах, задерживались на аэродромах, а их экипажи интернировались. Однако летчикам неизменно позволяли “бежать”, хотя самолеты все же не возвращались.

По взаимодействию с союзниками. Часть 5. США и Великобритания
 
1944 год не внес в сотрудничество союзников ничего принципиально нового. Из заслуживающих внимания событий следует отметить появление в августе в Лондоне группы связи ОСС и НКГБ, однако особых результатов ее работа не принесла, и она вскоре была расформирована. Американцы получили разрешение разместить в Полтаве группу разведчиков для работы с экипажами своих бомбардировщиков, совершавших челночные боевые вылеты с посадкой на территории СССР. Они установили хорошее взаимодействие с советскими офицерами воздушной разведки. 8 сентября, то есть еще до первого боевого запуска V-2, британский полковник Т. Сандерс и американский подполковник О’Хара получили образцы топлива ракеты, захваченные в освобожденной советскими войсками части Польши около Близны. Вскоре ГРУ передало им дополнительную информацию о ракете, а также чертежи стартовых и испытательных площадок V-1 и V-2, схемы заправки и другие аналогичные сведения. Союзники получили также около тонны обломков ракет, однако из района Близны немцы отступали организованно, добытые детали особенной ценности не представляли. Намного важнее оказались опросы очевидцев запусков и подготовки к ним.  
В начале 1944 года ОСС предоставило НКГБ детальную информацию по структуре резидентуры абвера в Турции и много отчетов своих подразделений РА и СИ, однако ожидавшегося принципиального улучшения отношений с советской разведкой это не принесло. Некоторые исследователи относят такую реакцию на счет нежелания начальника 1-го управления Наркомата госбезопасности Фитина сотрудничать, однако такой взгляд представляется поверхностным. Трудно представить, чтобы в столь серьезном вопросе, как взаимодействие с американскими коллегами, Фитин действовал самостоятельно и без санкции вышестоящего руководства в лице Меркулова. В свою очередь, тот тоже наверяка подстраховался и выяснил мнение Сталина на этот счет. Известно внимание, с которым верховный главнокомандующий относился к вопросам разведки, поэтому реакцию СССР на инициативу ОСС, точнее, отсутствие всякой реакции следует отнести именно на его счет. В декабре 1944 года Донован предпринял последнюю попытку установить пло-дотворное сотрудничество и передал 1-му управлению НКГБ значительный объем информации из Берна. СССР вновь не оценил добрую волю Донована, жест которого остался без ответа. Можно представить, как был впоследствии шокирован патологический антикоммунист, бывший резидент ОСС в швейцарской столице Аллен Даллес, когда на посту директора ЦРУ он изучал архивы своих предшественников и обнаружил, что результаты его работы попали в Москву. В данном случае ход событий доказал справедливость его убежденности в том, что идти СССР навстречу не следует. Руководитель ОСС вообще собирался передать советским коллегам всю имевшуюся в его распоряжении информацию, за исключением относившейся к американской оккупационной зоне Германии, но президент запретил ему это. В результате всех попыток в последний год войны в Москве действовала лишь небольшая группа сотрудников ОСС, изучавшая открытую советскую прессу.  
 
Обстановка разведывательного сотрудничества начала резко изменяться в 1945 году. И Москву, и Лондон, и Вашингтон послевоенное устройство мира заботило значительно больше, чем проблемы борьбы с остатками вермахта. Руководителям трех государств было ясно, что военные проблемы можно оставить на попечение генералов и адмиралов, и что пришло время заняться политическими вопросами. На нижних этажах своей деятельности разведка по-прежнему выясняла секреты противника, проводила специальные операции и боролась с германской агентурой, но все это уже не требовало того внимания руководства, как раньше. Подлинное значение придавалось теперь секретным переговорам, добыванию информации о союзниках, вербовкам крупных политических фигур в расчете на использование их в качестве агентов влияния в послевоенном мире. Советская разведка уже достаточно давно и успешно занималась Соединенными Штатами и Великобританией, а они, в свою очередь, также сменили приоритеты. Теперь основной задачей американской и британской военных миссий являлось не получение информации от СССР о Третьем рейхе, а изучение советских военно-экономического потенциала и политической системы. Если до проходившей с 4 по 11 февраля 1945 года Крымской (Ялтинской) конференции разведывательному партнерству в борьбе с Германией еще придавалось какое-то значение, то после нее все изменилось окончательно. По печальной советской традиции, все работавшие с союзниками военнослужащие в дальнейшем оказались под подозрением, а часть из них отправилась в лагеря по обвинению в шпионаже в пользу Великобритании или США. Весьма больно отозвалось хорошее взаимодействие с военно-морской секцией “Миссии 30” даже главнокомандующему ВМФ, наркому Н. Г. Кузнецову. В числе прочего, его обвинили в несанкционированной передаче британцам обнару-женных на трофейной подводной лодке U-250 германских акустических торпед. Объясне-ния адмирала об имевшемся на это разрешении не были приняты во внимание, он утратил пост наркома и был понижен в звании.
Как ни странно, после Крымской конференции в течение некоторого времени еще продолжалось и даже активизировалось предоставление Советскому Союзу информации, получаемой по каналам “Ультра” и “Мэджик”. Меры безопасности при этом были ужесточены настолько, что британцы требовали их передачи только начальнику генерального штаба. Даже специально назначенный для осуществления такого взаимодействия генерал Н. У. Славин фактически исполнял роль обычного, хотя и высокопоставленного почталь-она. На вручаемых ему запечатанных пакетах с информацией неизменно имелась несколько унизительная для него надпись: “Для генерала Антонова или его прямого заместителя… НЕ для генерала Славина” . Но уже в апреле эта работа прекратилась, одновременно Черчилль запретил и обмен технической информацией с СССР. Советский Союз занял аналогичную позицию. Схожая ситуация наблюдалась и в советско-американском партнерстве. После смерти Франклина Рузвельта, когда президентом Соединенных Штатов Америки стал негативно настроенный к СССР Гарри Трумэн, взаимное охлаждение во взаимоотношениях наступило почти сразу. Это ощутил генерал Донован, которому в апреле 1945 года было отказано в разрешении посетить Москву для проведения переговоров с руководством НКГБ. Полностью прекратилось и взаимодействие советской разведки с американскими коллегами, несмотря на продолжающиеся боевые действия в Европе и намерение СССР вступить в войну на Дальнем Востоке.  
Британская “Миссия 30” в Москве продолжала работать, но уже скорее по инерции. В мае сменился ее руководитель, теперь им стал генерал-лейтенант Дж. Гаммель. Практически сразу же он получил новые указания ОКР относительно взаимодействия с СССР, формально продолжавшим оставаться союзником Великобритании. В них отмечалось, что сильно пострадавший в войне Советский Союз вскоре станет менее агрессивным и более покладистым, поскольку попадет в зависимость от иностранной экономической помощи. Предписывалось не давать никакую информацию даром и во взаимоотношениях с советской стороной проявлять твердость и корректность. ОКР прямо указывал, что Западу не нужен мощный СССР, поэтому в дальнейшем принципы сотрудничества с ним будут иными. Американцы действовали несколько иначе. Они приняли во внимание, что СССР начал передавать им информацию по Японии еще осенью 1944 года, и 23 июля известили британских коллег о своем намерении в любом случае передавать Москве данные по этой тематике. Тогда те также несколько смягчили свою позицию, однако отпущенный партнерству срок уже истекал. Перед самой капитуляцией Японии, 22 августа 1945 года секция ВВС “Миссии 30” начала сортировать свои архивы. Британцы уничтожили все документы по японской авиации, но сохранили 3 папки по люфтваффе и все 28 папок по СССР и его военно-воздушным силам. Вслед за этим аналогичную работу провели и ос-тальные подразделения миссии. Еще некоторое время занял период свертывания деятельности и решения хозяйственно-бытовых вопросов, после чего 24 октября 1945 года все сотрудники “Миссии 30” отбыли из СССР. При зачистке помещений перед отъездом они обнаружили установленную в комнате для совещаний аппаратуру подслушивания. Пожалуй, это является лучшим символом окончания разведывательного партнерства союзников в период Второй мировой войны и перехода к послевоенному противостоянию двух систем.

 http://tragsman.ru/photo/421-voyna-glazami-nemeckih-reporterov-xv.html  

Убитые немецкие солдаты и брошенная немецкая артиллерия под Москвой
 
Кто с мечом к нам придёт, от меча и погибнет (с).

   Те кто воевал -умерли, кто не воевал -любят ходить на парады.

To Evgeniy оставьте комментарий к ссылке
 

  Именно в это время (70 лет назад) погибали остатки Второй Ударной РККА. Царствие им Небесное и Вечная память!  
Растеряев *Ленточка*.