Свидетель эпохи. Виталий Третьяков: «Это был государственный переворот»
03 октября 16:05
Вот уже два десятилетия идут ожесточённые споры вокруг событий в Москве 3–4 октября 1993 года, когда по приказу Ельцина был расстрелян российский парламент. Сегодня свою оценку произошедшему в те дни даёт известный политолог и публицист Виталий ТРЕТЬЯКОВ, тогда возглавлявший «Независимую газету». |
Виталий Третьяков. Фото ИТАР-ТАСС.
|
В стране к тому моменту существовало двоевластие, которое легитимным путём убрать было невозможно. Двоевластие сложилось случайно, замысла его создать не было.
Чтобы понять события того времени, надо вспомнить, что Советский Союз и все входившие в него республики были парламентскими республиками. Главным органом был Верховный Совет, а после реформы Горбачёва – Съезд народных депутатов СССР, где из их состава избирали Верховный Совет. То же самое было и в РСФСР.
В 90-м году Горбачёв провёл закон о президенте СССР (но его избрали не всенародно, а Съездом). Он лично стал официально главой государства. Однако была сильна традиция верховенства коллективного органа, к тому же сила Горбачёва как генсека уже практически иссякла. Поэтому главным органом власти был парламент. Он имел право принимать все решения.
В РСФСР в 91-м тоже был избран президент – Ельцин. Но по Конституции РСФСР (со всеми поправками) главным органом в республике оставался Верховный Совет. Президент не имел того полновластия, которое он получил по Конституции 93-го года, составленной под Ельцина.
Белый дом. 04.10.1993. Фото ИТАР-ТАСС.
На фоне хаоса после всех политических реформ, проведённых Горбачёвым, когда одно противоречило другому (да к тому же дело шло к распаду государства), шло острое соперничество властных группировок.
Распался СССР, и РСФСР осталась с прежней Конституцией. По которой главный властный орган – Верховный Совет, и было не совсем ясно, что может и что не может делать президент России.
Это перевело конкуренцию властных структур в конкуренцию команды Ельцина, шедшей к полновластию, но где тоже наметился раскол между президентом и вице-президентом Руцким, и Верховным Советом.
И весь хаос постперестроечный привёл к тому, что возникло двоевластие – не по чьей-то воле, а по ходу политических процессов и обстоятельств. Ничего хорошего из двоевластия – ни в государстве, ни на заводе, ни в концерне, ни в малой частной фирме, ни в вузе, ни в колхозе – никогда не получается. Россия в своей истории многократно имела опыт двоевластия. Мы знаем, чем оно закончилось после Февральской революции в 17-м.
Всегда побеждает одна сила и двоевластие ликвидирует. К тому неизбежно вело развитие событий и в России начала 90-х.
Ельцин как человек с гигантским инстинктом власти (который поставил целью сместить Горбачёва и добился этого) не собирался делиться с властью с Верховным Советом. Не для этого Ельцин пришёл в Большую Политику, не для этого побеждал Горбачёва, чтобы подчиняться Верховному Совету (который его вывел на роль первого лица и который обеспечил ему победу на выборах президента РСФСР, но это было забыто).
Ельцину было нужно только полновластие. Лично, как человеку. И тем более было нужно ельцинское полновластие всем тем, кто его окружал. Министры ельцинского правительства, весь его аппарат тоже не собирались подчиняться каким-то «народным депутатам». Не для того они, в большинстве своём вышедшие из того же Верховного Совета, перебирались в Кремль, чтобы учитывать мнения бывших коллег по парламентской скамье.
Насколько искренне они считали, что знают, какие реформы нужны для России, насколько искренне заблуждались, насколько всё было спекулятивно и диктовалось эгоистическими соображениями, – это вопрос отдельный. Но чем бы это ни диктовалось, в любом случае институт президентской власти в России возник фактически как замена институту власти Политбюро ЦК КПСС и генсека.
Практически это был тот же институт. Ведь неслучайно, что и сидели в тех же помещениях и в тех же самых кабинетах. Важней всего было – сидеть в Кремле. Именно тот, кто в Кремле, – тот и есть самый главный в России. Хотя по Конституции был главным – Верховный Совет.
Для тех людей, которые сидели в Кремле, было даже странно (при том, что все они считали себя демократами), что они должны подчиняться решениям «какого-то парламента». Так не водится на Руси! Власть – это вовсе не парламент, а тот, кто главный в Кремле! И неважно, как он называется – генеральный секретарь ЦК КПСС, государь-император или президент Российской Федерации, – он главный.
Повторю: в сознании этих людей это было непреложным, это не обсуждалось, иначе быть не могло, по их мнению. При том, что они называли себя «демократами».
Руслан Хасбулатов и Александр Руцкой во время пресс-конференции в осаждённом Белом доме. 02.10.1993. Фото ИТАР-ТАСС.
Верховный Совет по разным причинам (в частности, хотя это не самое важное, из-за амбиций его председателя Руслана Хасбулатова) не собирался просто так отдать власть. Тем более что к тому моменту совершенно очевидно стало, что эта власть не только политическая, а и экономическая. Начался раздел гигантской государственной собственности. Политическая власть конвертировалась во власть экономическую и в личные богатства. В таких условиях мало кто готов власть просто отдать, неважно ради каких целей. Поэтому Верховный Совет тоже не собирался этого делать.
К этому времени изгнание Руцкого из Кремля де-факто уже состоялось. Вице-президент, избранный не отдельно, а в паре с Ельциным (и если бы с Ельциным что-то случилось, Руцкой автоматически становился бы главой государства), политически соединился уже с Верховным Советом.
То есть, на стороне высшей государственной власти был вице-президент – представитель новой власти, который мог бы всё быстро легитимизировать, если бы с Ельциным что-то случилось, или каким-то образом он отошёл бы от дел.
Вся юридическая сила и правота была на стороне Верховного Совета. Да ещё возникла и коалиция с вице-президентом!
Противостояние президента и Верховного Совета продолжалось в течение всего 92-го года и начала 93-го. Повторю: это должно было неизбежно – независимо от личных качеств кого бы то ни было – привести к тому, что побеждал кто-то один. Хотя уступать никто не собирался.
Борис Ельцин. Фото © РИА «Новости» / Сергей Гуняев.
Ельцин хотел разогнать и ликвидировать парламент ещё в марте 93-го, для чего хотел ввести так называемый ОПУС (особый порядок управления страной), но это не прошло.
Ряд структур, и в первую очередь Верховный Совет, узнав о проекте указа (то ли уже подписанного Ельциным, то ли нет) подняли справедливый крик, что это есть государственный переворот, и президент не выпустил это указ. Но это было временное отступление Ельцина и его команды. Было ясно, что они вернутся обязательно к идее разгона. Что и случилось осенью.
К этому моменту противостояние постоянно нарастало, в том числе, и личное противостояние: оскорбления шли на личном уровне с обеих сторон. Появились «чемоданы компромата» друг на друга, реальный или мнимый был компромат, уже неважно. Важно было, что ситуация зашла уже в такой тупик, из которого выход был только один – идти напролом.
Кто побеждает в таких ситуациях в политике? Побеждает тот, кто не первым начинает открытое столкновение, у кого больше выдержки. А тот, кто делает первый шаг, как правило, проигрывает. Что мы и наблюдали.
Указ Ельцина 1400 был по сути об отмене Конституции, о ликвидации Верховного Совета и всех остальных советов в стране и о назначении выборов в новый парламент – в Государственную Думу (особенности которой нигде не были прописаны), с точки зрения Конституции и законов того времени, был абсолютно незаконный.
Верховный Совет в тот же день сразу об этом высказался. После издания этого указа Ельцин де-юре был автоматически отрешён от должности президента в соответствии со статьёй действовавшей Конституции.
Конституционный суд во главе с Зорькиным подтвердил антиконституционность указа 1400 и сделал вывод, что действия Ельцина служат основанием для отрешения президента РФ от должности.
Всё это вывело ситуацию в открытое юридическое противостояние. С одной стороны, был указ президента, с другой стороны, было решение Верховного Совета и Конституционного суда, что указ незаконен и не должен исполняться, а Ельцин – отрешён от власти.
И с 21 сентября и до 2 октября продолжалось позиционное противостояние. Тогда было важно: кто сделает первый шаг на обострение?
Не знаю, кто из тогдашних кремлёвских работников что конкретно предлагал, кто что понимал, но Ельцин-то точно чувствовал: чем дольше Верховный Совет не распускается по его указу, более того – отрицает правомерность этого указа, тем больше Ельцин и президентская команда проигрывают.
Народу (населению) равным образом были противны обе силы – и Ельцин с его окружением, и руководство Верховного Совета. Посему народ фактически самоустранился от этой борьбы: он не поддерживал ни тех, ни других. Он просто наблюдал.
Ключевыми были позиции губернаторов и армии. Губернаторы в большинстве своём затаились и выжидали. Армия в массе своей заняла ту же позицию, что и население в целом, но верхушка армии (генералитет во главе с Грачёвым) понимала, что победа Верховного Совета грозит им массовыми отставками. Спецслужбы выжидали тоже.
Ни Ельцин, ни Хасбулатов с Руцким уступать не собирались. Юридически, повторяю, всё было обнажено.
Ельцин понимал, что каждый лишний день пребывания депутатов в нераспущенном Верховном Совете есть новый шаг к отрешению президента от власти. Рано или поздно губернаторы присягнули бы Верховному Совету. Это было неизбежно. Следовательно, Ельцину надо было спровоцировать Верховный Совет на какие-то резкие, внешне выглядящие незаконными, шаги. То есть – на насилие.
Кремль перекупал часть народных депутатов, предлагая им разные посты, и из Белого дома некоторые известные люди начали уходить. Но всё же основная масса оставалась там, и Руцкой с Хасбулатовым не отрекались от своей позиции.
Тогда стали применять методы, провоцирующие агрессию Белого дома вовне: в нём, например, отключили канализацию, чтобы вынудить находящихся там людей начать что-то делать.
Сторонники были у обеих сторон. В Москве проходили демонстрации и митинги, всё было неуправляемо и хаотично.
Москва. Смоленская площадь. 03.10.1993. Фото ИТАР-ТАСС.
2 октября на Смоленской площади демонстрация закончилась первым кровопролитием – несколько человек пострадали, но это ещё не раскачало ситуацию до конца. Хотя уже ясно было, что одна сторона обязательно спровоцирует другую на резкие выступления.
Это произошло, когда 3 октября был созван митинг в поддержку Верховного Совета на Октябрьской площади. Там собралось много десятков тысяч людей. И они пошли к Белому дому на поддержку.
Милицейские кордоны странным образом разбежались. То ли испугавшись толпы и не желая сопротивляться народу, то ли имея команду не препятствовать.
Если б народ встал вокруг Белого дома, была бы победа Верховного Совета. Безусловная. Кремль тогда бы должен был сдать власть.
Странного там много было. Были снайперы, которые стреляли с крыш зданий и попадали в простых граждан. Вообще это – отдельная история, сыгравшая роковую роль: что за снайперы, откуда они, кто их привёз в Москву, и куда они потом исчезли? И какой они были национальности?
Но тут случилось самое странное. Вдруг с балкона Белого дома Руцкой призвал народ начать штурм мэрии (часть её располагалась в соседнем здании, но там был всего лишь один заместитель мэра, поддерживавший Ельцина) и телецентра в Останкине. И грузовики с вооружёнными чем-то людьми под руководством генерала Макашова направились захватывать Останкино. Не знаю, сам ли Руцкой принял решение по глупости, потому что это был роковой ошибочный шаг, или кто-то его к этому подтолкнул, желая, чтобы он произнёс такой призыв. Было очевидно, чем это должно было кончиться. Но в итоге получилось так, что вооружённые действия в Москве формально начал Верховный Совет. И тогда сработал закон политики: тот, кто начинает силовой выход из противостояния, тот проигрывает.
У здания телецентра «Останкино». Москва. 04.10.1993. Фото ИТАР-ТАСС.
Ночью 4 октября Ельцин принял решение о штурме Белого дома. Грачёву с большим трудом удалось найти танкистов, которых уговорили (неизвестно, чем заплатив – деньгами ли, должностями ли, никто до сих пор не знает) вывести следующим утром танки на Краснопресненский мост напротив Белого дома и начать по нему стрельбу.
Народ безучастно и равнодушно за этим наблюдал.
Когда Верховный Совет расстреляли, отряду «Альфа» приказали взять здание штурмом. Чего её руководство делать не хотело, но вдруг одного из бойцов застрелили (версии расходятся: одни утверждают, что стреляли со стороны Белого дома, другие – что выстрел сделан с противоположной стороны снайпером). «Альфа» тогда всё же сумела уговорить защитников Белого дома сдаться и арестовать Руцкого, Хасбулатова и Макашова.
Это был государственный переворот, но народ в массе оказался ни за тех, ни за других. Большинство не поддержало Верховный Совет, но не было оно и за Ельцина. Москвичи просто ждали: кто выиграет в этой схватке?
Но число тех, кто участвовал в событиях, было всё же больше на стороне Верховного Совета. Хотя активней действовали сторонники Ельцина. Народ без восторга, но принял результаты переворота.
Силовой вариант сработал. Ельцин стал полным властителем вместе со своей командой. Далее прошли выборы в Государственную Думу, и начался совершенно новый период в истории России.
Я в то время выступал за «нулевой вариант» – это отставка Ельцина и роспуск Верховного Совета с одновременными (но без участия Ельцина как одной из сторон конфликта) выборами президента и парламента по прежней Конституции. До сих пор считаю, что это был бы лучший для страны вариант.
С 1 октября при посредничестве патриарха Алексия II под эгидой Русской Православной Церкви шли переговоры противоборствующих сторон, чтоб выработать компромиссный «нулевой вариант». Однако Кремль никак не собирался ничего уступать. Хотя Верховный Совет готов был идти на уступки.
Теоретически – две группы политиков, которые завели страну в тупик и поставили её на грань гражданской войны (это важно понимать! – и с этой точки зрения, меньшее зло то, что всё закончилось именно так; если бы события развивались по нарастающей, началась бы полномасштабная гражданская война, ничего ужасней которой нет), всё же могли договориться. Но практически – насколько был реализуем «нулевой вариант»?
Ельцин бы не отступил ни в каком случае. Никогда бы не отказался от власти. Это совершенно очевидно – нужно просто знать Ельцина.
Однако допустим, что он всё же на это пошёл. Но невозможно строить прогнозы, не имея никаких шансов рассуждать более-менее убедительно. Должны были бы прийти к власти новые люди. Но кто они могли быть? Могли бы возникнуть и хорошие для страны фигуры, но могли бы выскочить и какие-то экзотические, совсем непредсказуемые личности.
Между прочим, если кто не помнит, Ельцин, выпуская указ 1400, обещал устроить вслед за выборами в Государственную Думу, а именно – летом 1994 года, досрочные президентские выборы. Но потом об этом своём обещании «забыл».
Я считаю самым важным то, что противостояние Ельцина и Верховного Совета в 1993-м не перешло в полномасштабную гражданскую войну. Пришлось смириться с властью Ельцина как с реально меньшим из двух зол.
Почему народ и принял победу одной из сторон – пусть любой побеждает, лишь бы всё это остановилось, лишь бы кровопролитие не распространилось по всей стране.
У них Горбачёва с Ельциным не было в предшественниках.
