Служба поддержки+7 (496) 255-40-00
IForum (Открыто временно, в тестовом режиме, не поддерживается.)

   RSS
Уголок графомана
 
Открываю дополнительную тему для публикации НОВЫХ стихов фрязинских авторов, т.к. существующие поэтические темы в силу ряда причин такой возможности не дают.  
Прошу не беспокоиться ревнителям чистоты крови в поэзии и не только - эта тема не для них, да и будет находиться, чаще всего, слишком низко для настоящего пиара
Страницы: Пред. 1 ... 23 24 25 26 27
Ответы
 
Патетическое  
 
Пылает Тверь, Рязань, горит Залесский  
Татарин мчится. Сытый, темный, злой  
Чу, слышишь голос? Молвил так А. Невский:  
- Не стой, о, храбрый русич, под стрелой  
 
Ползут поляки мрачной грозной тучей
Грядут сраженья, на смерть, не на жизнь
Но, помни, росс - ступив в трамвай могучий,
Покрепче ты за поручень держись
 
Земля дрожит от поступи французов  
Но внемлет всяк сопливый карапуз,  
Как говорит фельдмаршал М. Кутузов:  
- Постой, мусью! Возьми попутный груз.  
 
Хреново все. А будет того пуще.  
Стон тяжкий разойдет из края в край.  
И все же ты, пред поездом идущим  
С платформы, россиянин, не сигай  
 
Но день придет и снова грянут лиры  
И слезы счастья хлынут невзначай,  
Но бди! Когда уходишь из квартиры  
Ты за собою свет, слышь, выключай
 
 
Фразы алоэ у эоловой арфы –
вроде как на аналое розовые шарфы
или, аналогично шлафрокам у макрофальши,
фальцетом дают уроки фраки всё дальше, дальше…
 
 
Пре – 1) высшая степень, 2) пере-
 
Одел прекраснейший пресвитер
по преподобию жокета –
презрение впивалось в твиттер,
пока преобладало лето,
теперь преследувает осень
и потому предел премного,
а в преисподнем прель морозин,
их не преминет голонога.
 
 
Где-то в отдаленном рае
звонят и не умирают
пробираются трамваи
как цветные караваи.
 
Где-то в отдаленном крае
звонят то есть умирают
слишком поздние трамваи –
пережить себя пора им.
 
Где-то далеко от края
нет ни края и ни рая
с рельс сошедшие трамваи
там билеты подбирают.
 
Где-то далеко от рая
край земли и край у края
непригоден для трамвая
грустно жить там не играя
 
Деградирует природа
рай совсем не для народа
и трамваю эта ода
как свинья для огорода
 
 
Июль Сентябрьский словно Август Стринберг
Полумистичен, полунездоров.
Тяжёлый кашель и лукавый изверг,
как член Союза, что всегда готов
произнести, изволить и излиться....
Хочу я злиться на седой июль!
Везде вода, холодная как спица,
втыкает капли, протыкая тюль.

А ныне август густ своей листвою
уже летящей, мстящей за тайгу.
Угрюмых туч из пахлавы с халвою
висит десница как кулак Шойгу.
 
Таинственное совпаденье
Почти исчезнувшей березки
И взгляда. Голубые тени
Непродолжительны и плоски.
Щемящий неуют подлеска
Усыпан жухлой славой лета.
Сюда хотя бы тень бурлеска,
Но нет для тени силуэта.
Остывший воздух всё прозрачней,
Земля всё мягче и съедобней.
Родиться дубом, а не клячей
Счастливей, крепче и удобней.
А видеть тающее счастье
Среди растаявшей свободы -
Двойное к миру сопричастье
И две взаимные невзгоды.
Безропотно стоят осины,
Рябины склеваны и стонут,
И наши скорбны палестины,
И глубже океана омут.
 
Страна РФ предпочитает блеф.
В стране РФ есть 10 миллионов
Огромных блох, их придавить не грех.
Но как на грех, они цари в коронах.


 
Зелёный лес теперь уже колюч,
Изнемогает павшая отрада.
Стволы берез белей от чёрных туч,
Бела трава и старая ограда.

Передо мной 15 человек
Читают френдов, проставляя лайки.
Ещё один читает как чурек
В старинной книжке, электронной, байки.

А я смотрю на рухнувшую Русь
В окно вагона - станция Подлипки.
Подряд деревья обломала грусть,
Стволы осин для этой жизни хлипки.

Стволы столбов бетонны, железны.
Им так спокойней жить, без листопада.
Им безразличны радости весны
И конгруэнтна ржавая ограда.

И жёсткий век, проржавевший насквозь
Кичится той же сталью и бетоном.
А я бы вбил ему в затылок гвоздь,
Чтоб он закончил жизнь свою со стоном.

И чтобы снег растаял навсегда,
И чтобы лес был не колюч, а мягок.
И чтобы встала над страной звезда,
И я тогда спокойно в землю лягу.
 
Смена жанров, смена планов, стынет угол графоманов...


28 дек в 22:13

Набекрень

Зима, похожая на лето.
Земля без снега, как без пледа
ночной сеанс в ЦПКО.
Ты смотришь холодно и пусто,
как будто русское искусство
сдаёт зачёт по ГТО.

Беляш с балтийским козодоем
украшен скотчем и покоем
и свежей паюсной лапшой.
Ты говоришь, что это паста,
что ложь опасна и скуласта,
а вошь не кована Левшой.

Я вижу в этих разговорах
пресуществленья сирый шорох
и окончание пути.
Три дня осталось до метели,
а мы ещё не охудели,
нам в эту щелочь не пройти.

Мы жрём салат и пармезаны,
нас развлекают круассаны
и трансцендентность фуэте.
А в это время три стихии
готовят пагубы лихие
на нашей газовой плите.

Ты помнишь соловья и розу?
А -40 по морозу?
Те сказки выбирают нас.
Мы полетим с замерзшим сердцем,
пылинкой в перечнице с перцем
и превратимся в ананас.

Ну, помнишь, там, в антитентуре
планета Альфа, мир в лазури,
шеренга ангелов вдали?
Так замыкается пространство,
царёк сдаёт ярлык на ханство
и вьюжит югая кали.
 
Я абсолютно не синтонен, что значит - не реалистичен.
Я не кирпичен, не бетонен, не деревянен, не пластичен
(как все живые организмы) и, значит, не змееобразен.
Возможно, я апофатичен и босховски несообразен,
что означает разделенье души и духа в человеке,
утрату смысла, жизнь на суше, а далее огонь во веки,
как пишут, вечные. Убого дальнейшее существованье -
жить неестественно без Бога, без соблюденья упованья
и беззаветного стоянья в посте, молитве и безбрачье.
Я не циклоид. Я шизоид, что затуманил очи рачьи,
поскольку спать не удается и отдыхать не удается,
и песня, что порою льется, - со дна унылого колодца,
что абсолютно не синтонно текущим лозунгам и трендам -
ноябрь льется заоконно, но здесь и осень лишь легенда,
а не легенда - снег и холод, зима и слякоть год за годом.
Мир далеко уже не молод, и место в нем одним невзгодам,
что означает - ананкастам. Педантам, Кантам, диверсантам.
И победившим Дональд Трампам, а также Себастьянам Брантам
и штаммам шизопопулизма на почве воспроизведенья
процентов дури, аутизма, цинизма и осточертенья.
Жить невозможно аутично и парковаться поэтично -
сказать о сути можно лично или по ящику вторично,
что, впрочем, дико тривиально и вовсе не парадоксально,
зато хотя бы не анально и не наоборот назально.
Но возвращаюсь к первым строкам - простите, я непонимаем.
Своим укорам и урокам не внемлю, как ноябрь маю,
к чужим и близким очень смутен и зачастую некорректен,
как написалось: путь беспутен, а суть - из пакостей и сплетен.
Всё поглощает дивертикул, а выступает лишь фолликул,
средь сонма цифр царит артикул, средь слов - параграф и матрикул.
Тезаурус. Определитель. Всё остальное - в интернете.
Делимое, а не делитель (как мыслил Элиас Канетти).
Потом вдруг книгу Мандельштама, нечаянно задев, откроешь,
и вот забыта Касторама, царит Эзоп и Аверроэс,
парит хрустальный звук паденья на мрамор завтрашнего света,
и вспоминаешь совпаденья, как плакал я и вся планета.
 
Грустил, питаясь черепицей
и гулом водосточных струй,
под свист, придуманный синицей,
и сон, придуманный Цзи Люй.

Переходил по шатким жердям
над переменчивой водой
на берег к каменистым твердям
устать и обрести покой.

Читал Ли Бо в старинном свитке,
внимая и дыша тайцзи,
и рисовал стихи на нитке,
как птиц на шёлке ткал Люй Цзи.

И превращался тем в октоих
обоих бьющихся миров -
как бьёт река в своих устоях
и как поёт поэт без слов.

 
Запоминается октябрь пробоем движущихся длин.
Поют миры сухим гобоем и плачут шопотом ундин.
Летит пропеллер без мотора, летит крыло без колеса.
Ноябрь дышит термидором, нахально выкатив глаза.

Пылает печь, горит учитель, четыре сойки по углам.
Зачем молчишь ты, старый зритель, оберегая гулкий срам?
Вотще сжимается пространство среди вальпургиевых днищ.
На дне раскрыло фигу чванство, питаясь сладкой пищей пищ.

И раздаётся долгий хохот, и торжествует паритет.
Ну то есть разум туп как топот, а трёпот благ как пиетет.
И соль на обечайке славы, и перец на усах струны.
О как же эти псы лягавы и как же дохлы перуны.
 


И только снег вполне великодушен.
Поскольку холоден.
Из всех щелей, проушин,
из-под забора и особенно из рук
(в которых, кажется, лежит как брат и друг
миниатюрный бог компьютерного века)
сквозит освенцимом, гулагом...
Мир - калека.
Он поперхнулся собственным умом
и пал.
И вновь напалм, Содом...
Изменено: ili...ili - 21.03.2021 09:31:57
 
Так понимаю, наступила осень.
И осень поздняя, пропитанная мраком.
Все бесприютны мы, как волки или лоси.
Вокруг охотники, собаки и овраги.

Так понимаю, век опять 20-й.
И даже не конец его, не середина.
На каждой улице с оружием солдаты.
На каждой площади помост и гильотина.

Так понимать осталось мне недолго.
За этой осенью наступит холод синий.
И я умру - затравленным и волком.
И свет погаснет над моей Россией.



Россия. Питер. 2021-й год.
Изменено: ili...ili - 21.03.2021 09:41:22
 
Как аккуратно ходики идут —
совсем по краю, чуть не прикасаясь.
Я так однажды побежал по льду,
стараясь жить из ноября по маю.

Тот пруд замёрз, а мог бы замереть
свинцовой толщей масляного неба.
Тогда я плыл бы, вспоминая смерть,
плывя туда, где никогда я не был.
 
В рождественскую неделю начитавшись рождественского романса...

Рождественский романс...

Плывёт тоска меж снегопадов
во тьме фонариком старинным —
дрожит лампадка меж окладов
и каплет свечка стеарином.

В тоске летящих снегопадов
мы город свой не замечаем -
необъяснимая отрада
упиться в одиночку чаем.

Упиться в городе пустынном
под толстым одеялом снега -
фонариком мигнуть старинным
и стеаринным стать как небо.

Иллюминированный город
не согревается огнями -
лучи их производят холод
как мертвецы под простынями.

Сидеть на облаке старинном -
как облакам лежать в постели.
И снег закапан стеарином -
как и положено в метели.
 
хорошее стихотворение.
Могу не удержаться, не могу заснуть
Страницы: Пред. 1 ... 23 24 25 26 27