Неодогматики обличают постдогматиков в догматизме  

To lb
  В нашей реальности всё наоборот: "Чем меньше становится доброты и патернализма, тем меньше заинтересованности в собственном труде и больше - в сидении на  шее рабов-трудящихся..."

Что происходило повсюду, где удавалось революционным путем ниспровергнуть капиталистические отношения? Коллективную собственность довольно быстро брали под контроль чиновники, они и составляли правящий класс в обществе, которое Ю.И. Семенов назвал «новой» (по отношению к старой, древнеегипетского образца) или «индустриальной» политархией.
 
Такова на данный момент единственная реальная альтернатива капитализму слева. Все остальные – либо локальные (кибуцы), либо эфемерные (Гуляй-поле батьки Махно).
 
Правда, по ходу революционных преобразований трудящиеся добивались таких прав, которые прежняя элита вряд ли уступила бы по доброй воле (даже если бы самые лучшие проповедники вместо биржевых сводок каждый день читали ей Евангелие). Некоторые из этих прав чиновники потом отняли, некоторые нет. В СССР было, конечно, куда меньше социального неравенства, чем в его нынешних обломках. Привилегии брежневской номенклатуры (так возмущавшие советский народ) показались бы просто смешными любому персонажу с глянцевой страницы «светской жизни». Более того. Есть все основания полагать, что в тех странах, которые развивались мирно, народ все равно оказался в выигрыше от революционного движения. Ведь правящие классы, усвоив печальный опыт соседей, гораздо охотнее шли на уступки: лучше заранее поделиться, чем разделить судьбу помещиков и капиталистов в России. А глобальная конкуренция между «первым» (капиталистическим) и «вторым» (политарным) миром стимулировала не только безумную гонку вооружений и шпионские игры, но также социальный и научно-технический прогресс.  
 
Все это серьезные аргументы в пользу так называемых «социалистических революций». И людей, которые их возглавили, нельзя задним числом обвинять в том, что они-де обманывали народ. Но сегодня, в начале XXI века, мы уже совершенно точно знаем, что социализм неизбежно сворачивается в канцелярию. Поставлены многочисленные эксперименты. Они очень дорого обошлись человечеству. И дали однозначный результат.
 
Какой из него следует вывод? Наверное, отложить в сторону гипотезы, не получившие экспериментального подтверждения. Не нравится капитализм? Вот его альтернатива. Давайте разберемся, какие варианты политархии нам предлагает история (они ведь тоже довольно разнообразны), какие возможны пути перехода, что мы выигрываем и что теряем на каждом из этих путей.
 
Это была бы честная политика.
 
Она не исключает теоретических дискуссий о том, как мог бы выглядеть «настоящий» социализм и почему он не получается. Возможно, причины коренятся в самой экономической базе, которую пытались подвести под новый строй.
 
Для историка-материалиста представляют интерес не формально-юридические, но в первую очередь реальные отношения собственности. Формальным собственником можно записать кого угодно, хоть мифологических персонажей. В Советском Союзе колхозы считались кооперативами, хотя на самом деле колхозник не имел практически никаких полномочий по управлению «своим» хозяйством. А ведь собственник – это тот, кто способен реально участвовать в принятии решений. К сожалению, трудно обеспечить такую возможность для всех членов многочисленного коллектива и чем он больше, тем трудней. Право собственности неизбежно перетекает от общего собрания (которого не дозовешься) в руки «лучших представителей». В работе об израильских кибуцах профессор Б.И. Дубсон показал, что это происходит даже в тепличных условиях, когда правительство не покушается на права коллектива (Кибуцы. Путешествие в светлое будущее и обратно. – М.: Крафт+, 2008). В условиях нетепличных процесс идет намного быстрее. Самоуправляющиеся предприятия не успели толком организоваться, а их уже поглотил бюрократический Левиафан. Что касается самого большого коллектива – гражданского, то его «общенародная» собственность достается чиновникам легко и непринужденно. Фокус-покус! – никто даже не заметил, в какой момент слуги народа обернулись корпорацией господ.
 
Таким образом, социалистический идеал если и может быть достигнут в принципе, то только через участие в управлении рядовых тружеников. То есть через демократию. Производственную и политическую (первая нежизнеспособна без второй). Именно таков был смысл лозунга «Социализм с человеческим лицом», воодушевлявшего перестройку на раннем этапе (до того, как цели и ценности «демократического движения» оказались подменены вульгарным антикоммунизмом в духе «Союза меча и орала»). Но намного дальше по «социалистическому пути» продвинулись некоторые небольшие европейские страны. Памятуя о том, что власть и собственность – две стороны одной медали, точнее монеты, нам следовало бы признать местное самоуправление на Западе одним из ценнейших источников практического опыта по построению социализма. Парадокс в том, что именно сейчас Объединенная Европа стремительно откатывается назад с достигнутых рубежей и левые не только не противятся, но наоборот, всячески приветствуют перераспределение власти в пользу брюссельской бюрократии.
 
 
стоит прочесть всю статью http://magazines.russ.ru/october/2013/2/s9.html  
 

  Деформация социализма

To lb
Как-то Вы не диалектически к этому подходите. Это я про единство и борьбу противоположностей. В данном случае про животные капиталистические инстинкты и социалистические стремления ввысь.
Обратите внимание на  То есть социализм может вырасти на любой почве, практически как сорняк.
 

Я думаю, что это не каша, а что-то типа табличого метода задания функции.

Небольшой фрагментик из рассказа А.Ф.Лосева "Встреча":


У нас — строящийся социализм, борьба классов, мы — на самой опасной и великой войне, и нам не до физики и не до физической материи. Последняя для нас есть сплошная абстракция. Да и что мы знаем об этой самой физической материи? Угнаться за ее теориями — невозможно не физику, а быть физиками нам некогда. Вот что такое деревенский кулак, это мы очень хорошо знаем и чувствуем. Но что такое физическая материя, это никто до дна никогда не знал и не знает. Да нам и не нужно знать законы физики, чтобы делать революцию.

Я утверждаю, что и наука для нас — как таковая — дело весьма абстрактное и потому довольно мелкое. Для нас важна не наука вообще, а классовая наука, то есть важен, в конце концов, самый класс, а не наука. Я скажу даже больше. Упование на чистую науку, абсолютизация «знания» и «просвещения» есть принцип всецело буржуазный, либерально–буржуазный. Ведь вся европейская наука есть создание светской культуры, буржуазии. Это буржуазия в своей борьбе со средневековым мистическим феодализмом выработала столь острое и дальнобойное орудие, как наука; и она ведь с успехом провела всю свою войну со старым мировоззрением. Раньше говорили, что вся истина — в церкви и в божественном откровении, а буржуазия, желая освободиться от этого мистического абсолютизма, стала утверждать, что вся истина — в мыслящем и чувствующем субъекте. Отсюда и опора на чистую мысль, на «объективную» науку, трогательное и глупое упование на силу человеческого знания. Лозунг «в знании — сила» есть лозунг всецело буржуазный. Поговорка «ученье — свет, неученье — тьма» создана мещанскими, городскими кругами, желавшими сбросить с себя иго церкви при помощи чистого рассудка и научности.

Нет, не наука — наш принцип. И не потому надо быть атеистом, что наука доказала небытие высшего Существа. Высшего Существа нет потому, что мы его не хотим, что пролетариат его не хочет. Вот это–то есть классовый подход в науке. Не голая научность дает нам критерий в оценке современных физических, химических, астрономических и прочих теорий, но — только наше классовое пролетарское сознание. Вся эта словесность о всесильности науки и знания — только жалкий остаток и пережиток вековой либерально–буржуазной идеологии. Эго — салонное просветительство восемнадцатого века, а не гранитная мощь революционного пролетариата двадцатого века.

Понятна только лишь социальная жизнь. А в социальной жизни понятна лишь борьба пролетариата с буржуазией. Все второстепенно перед лицом революции. Никакая бомбардировка атомов, никакие воздухоплавательные аппараты не могут иметь для нас какое–нибудь значение, если это не связано с практикой революционного пролетариата. Математика, таблица умножения не понятна нам так, как понятна необходимость уничтожения буржуазии. Поэтому возьмем яснейшее и простейшее — практику революционного пролетариата — и будем базировать на этом все.
 
Однако, чтобы формулировать этот принцип по его содержанию, мы не можем обойтись без сопоставления пролетарского и буржуазного классового сознания. Ведь пролетариат есть диалектическая противоположность буржуазии. Классовое сознание буржуазии основывается на практике изолированного — и потому максимально напряженного в своей мысли, в своем чувстве и воле — субъекта. Поэтому — иктеллектуализм и рационализм, романтизм и волюнтаризм — любимейшие детища европейской культуры. Мы — антитеза всякому субъективизму, и потому мы исповедуем вне-личное, коллективное, вне-личный коллективизм. Но европейский субъект целую половину тысячи лет воевал с феодальным мистицизмом, и война эта происходила исключительно только во имя освобождения изолированного субъекта. Буржуазное сознание, поэтому, насквозь либерально. Буржуазные учения о прогрессе, о свободе, о науке, искусстве, религии, праве и пр. суть всецело порождение либерального духа. Буржуазия хотела ниспровергнуть авторитарный, церковно–монархический строй, и она его ниспровергла. Мы же и тут антитеза капиталистической культуре. Мы — не либералы. Мы исповедуем авторитарный строй, и перед велением нашей партии в прах рассыпается малейшее либерально–индивидуалистическое мечтательство. Нам нечего бояться авторитарности. Она страшна только тогда, когда самый авторитет–то — не мы, а кто–то другой. Но раз единственный нами допускаемый и к тому же единственный фактически в нашей стране существующий авторитет — это мы сами, то такая авторитарность нам не страшна. И мы уничтожим всякого, кто посмел бы на основании либерально–буржуазного индивидуализма не признавать нашего авторитарного строя.

Социализм, да еще в условиях диктатуры пролетариата, не может ни на одно мгновение допускать существование свободных наук и искусств. Должны существовать только классовые науки и только классовые искусства.


Думается, что это очень хорошая иллюстрация к "теории социализма"