ЯБЛОКИ

  Яблоки делают так. Кусачками режут медную проволоку, цвет которой – чистое золото пиратского клада, Жар-птицы, золотого петушка, золотой рыбки, золотой яблони, где в золоте ветвей растут золотые яблоки – до войны, во время и после, и вечно, и послевечно.

  Из этой проволоки, забинтованной зеленым лоскутиком ситца, но лучше – батиста, получается стержень яблока и веточка, из него торчащая, там в конце и листик яблони потом образуется.

  На стержень, как пряжа на веретено, слоями навивается вата, через два слоя на третий обмазанная свежесваренным клеем, чтоб звенело, блестело и гладко круглилось, – можно и жидким крахмалом, но это хуже намного, вид будет вял, не сочен.

  А как высохнет обмазка в яблоке и на яблоке и заблестит оно по-стеклянному, тут же красятся кистью щечки яблока и веточка, из него торчащая с листиком яблони, который здесь образуется. С природным воображением красятся, в румяное, желтое и зеленое, с природной мечтой о садах и победе, когда война эта кончится.

  Таким же образом делают груши, сливы, персики, вишни, апельсины, абрикосы, мандарины, баклажаны, морковь, огурцы, помидоры, – и все это сдается по накладной, при точном подсчете штук изделия, а пять яблок оставляют тебе для подвески на елку, если дети имеются и справка о том.

  Последнее яблоко съели, когда мне было четыре года, потом война покатила нас далеко от яблок, и начисто я забыла, что их едят. Но яблок я тех понаделала с матерью и сестрой великое множество, не промяв ни один бочок и по живому яблоку никак не тоскуя – только по круглому хлебу.

  Сказок о хлебе мало, о яблоках – много. То в яблоке отрава колдунская, то сон невозможной силы, то змейский соблазн, то Божий запрет, то чистое золото, – а кто ж это ест?!.

  И еще слух был и шепот про то, что яблоки видеть во сне – к похоронке.

  Яблоки делать и во сне их не видеть?.. А как? Тайна молитвы.

  Последнее яблоко сделала, когда было мне восемь лет, сразу тогда война кончилась, и поехали мы, поехали в обратную сторону, домой, в деревянных вагонах, местами – в телегах… И вдруг на станции продают яблоки ведрами! Оказалось, что их едят!.. Их ножом режут!.. Их чистят, и стружка вьется!.. Их варят! Они сочатся и пахнут!..

  И тут все люди ко мне пристают, прямо хватают за шиворот: «Ну съешь яблочко! Ну только понюхай, какой аромат! Это же – белый налив!»

  Мне съесть тогда яблочко было – что съесть табуретку или ключ от дверей. Моя память не ела яблок и противилась ожесточенно.

  А люди ржали, как лошади, вгрызаясь в яблоки по самые края десен, из которых лилась кровь, потому что – авитаминоз.

  И хрустел народ яблоками в кровавом соку, и, за шкирку держа, тыкал меня в те душистые ведра, полные яблок. Пришлось мне тогда загрызть одно яблочко с листиком, белый налив. И стало то белое яблочко красным, потому что дитя народа сочится теми же деснами, – как выяснилось на той же станции, где я тогда выплюнула в ладонь семечко яблока, красное семечко…

  С тех пор яблоки даже снились мне иногда, но сон тот был не смертелен.

  А вот корабль, плывущий во сне по улицам города, как в Венеции, оставил меня сиротой на лютом ветру и скрылся в тумане вечности с моими родными, материнско-отеческими. В тумане, который плющит мне сердце, когда он сюда натекает.

  Надо было делать кораблики. Яблоки делают так, кораблики – эдак, но все едино, и есть в этом деланье детском космический ритм, который – молитва, защита и светлая память о темном.